И третий фактор, важный для полиции, но не такой заметный, как предыдущие два. В тех случаях, когда удавалось получить описание преступника от свидетелей или даже размытый снимок, становилось ясно, что виновным мог быть один человек. Всегда совпадали его внушительный рост и примерный возраст. А вот другие черты… Ими Гробовщик искусно манипулировал. Он не использовал грим и парики, это было бы слишком скучно для него. Он действительно менял себя: то набирал вес, то худел почти до анорексии, то демонстрировал идеальное тело атлета. Он красил волосы, отращивал их до плеч, брился налысо. Показания свидетелей указывали, что, возможно, он использовал инъекции и другие медицинские методы для того, чтобы на время изменить черты лица. К тому же он умел говорить с акцентом, менять стиль речи в зависимости от роли, которую выполнял, и никогда не выходил из образа.

Он был великолепен. Это Ланфен отмечала уже как профессиональный психолог. Она не ошиблась, заметив в нем гениальность, все то, что он проделывал, требовало огромного таланта и денег. Скорее всего, с доходами у него все было в порядке, раз он мог позволить себе такое.

– Значит, простых людей он ни разу не тронул? – уточнила Ланфен. – Только убийц?

– Да, только не надо тут его по-женски оправдывать! Мол, он хороший, он бил плохих… В этой стране есть закон, который должны соблюдать все! Узнал о преступлении – сообщи в полицию!

– Я никого не оправдываю, я просто узнаю объективные данные. Он сам проводил с нуля расследование, находил виновных, заметал следы… Вы не подозревали, что он полицейский?

– Слишком бурно кочует для полицейского! – хмыкнул ее собеседник. – Он убивает минимум одну жертву в год, готовится вот к этому, то брюхо отрастит, то похудеет. Тоже сроки немалые нужны! Что, в полиции бы этого не заметили?

Ланфен согласно кивнула; он все же был одиночкой во всех смыслах. И снова в памяти стояли его глаза, внимательные, изучающие… Она тряхнула головой, чтобы отогнать иллюзию.

– За двадцать лет – ни одного имени?

– Имен как раз хватало, – отмахнулся следователь. – Но все либо чужие, либо фальшивые. Есть вот тут одно дело, которое в нашу систему не вписывается, только я считаю, что это тоже Гробовщик был.

Он протянул ей папку, лежавшую в стороне. Ланфен взглянула на фотографии, но бегло. Рассматривать комнату, залитую кровью, и изуродованное тело на кровати ей не хотелось.

– Хронологически это самое первое из убийств, – пояснил следователь. – Убитый жестоко расправлялся с дальнобойщиками, потому что когда-то дальнобойщик изнасиловал его жену. Там и пытки были, и что хочешь… Но двадцать три года назад он был убит в придорожной гостинице, в которой работал. Тут совпадения с другими делами заканчиваются. Никто не выслеживал его открыто, просто ночью к нему в номер заявился незнакомец. Произошла драка, преступник был убит, но и его соперник получил ранения: в комнате нашли немало крови второй группы. К сожалению, тогда еще не было техники на сложный анализ, и данных по той крови немного. Подозреваемых не было. Но следующие по времени два убийства, которые мы относим к делу Гробовщика, произошли в том же районе.

– Его характерной чертой стали умелые, «чистые» казни, – задумчиво произнесла Ланфен. – Но двадцать три года назад он был совсем молод, практически подросток. Между этим, нулевым, убийством и следующим в деле промежуток почти в два года. Думаю, тогда, в гостинице, он напал впервые, получил ценный урок и провел работу над ошибками. Да, это вполне мог быть он.

– Вот и я так считаю, а толку? Его так просто не остановишь!

Ланфен не была уверена, что его нужно останавливать, и стыдилась собственных мыслей. Следователь ведь все правильно говорит: нужно соблюдать закон! И в то же время… Да, полиция, скорее всего, нашла бы этих преступников рано или поздно. Однако «поздно» в данном случае означало бы другие отнятые жизни. Что, жизни проституток и дальнобойщиков уже цены не имеют? А те педофилы… что они творили, Ланфен и представлять не хотелось.

Она старалась отгородиться от желания оправдать его, это ведь извращенная мораль. Но и ненавидеть его она не могла.

Зачем Гробовщику понадобился этот проект, сложно сказать. Может, он хотел посмотреть, как они будут расследовать преступление: он ведь и сам был во многом детективом. Может, хотел проверить, нет ли среди них убийцы, как это было на других этапах. Вот только знал ли он о тех этапах? Мог – он ведь наловчился находить преступников, которых не подозревают другие!

Вопросов было больше, чем ответов, но одно Ланфен знала наверняка: этот следователь его не поймает. Ему нужен другой противник, понимающий его.

Она могла бы стать таким противником. Но не хотела. Ланфен не оправдывала его, просто не чувствовала уверенности в том, что его нужно остановить. А без такой уверенности в своей правоте ничего не добьешься, потому что у него она есть.

– Довольны? – осведомился следователь. – Хоть какую-то пользу вам это принесло?

– Да.

– Вы же из чистого женского упрямства это говорите!

– Думайте что хотите.

– Слушайте, дамочка… Я видел случаи, и не раз, когда женщины буквально липли к маньякам. Как будто медом на них намазано! Вы так не делайте, взрослый человек же все-таки, образованный. Я читал ваши показания. Не хотите ничего добавить?

– Нет.

– Точно? Вы общались с ним ближе всех за эти двадцать лет! Попробуйте вспомнить что-то важное! Это поможет поймать его!

Ланфен могла дать им такие ориентиры. Все шрамы на его теле, те черты, о которых говорил его взгляд, след от выведенной татуировки… Приметы, которые не спрячешь гримом. Но она промолчала. Это не ее дело!

– Мне нечего вам сказать.

– Как знаете! Но если он попытается связаться с вами – сообщите!

– Он не попытается.

– Это серьезное дело! Если вы вздумаете укрывать его, сами отвечать перед законом будете! – злорадно напомнил следователь.

– Я знаю. Всего хорошего.

Она надеялась получить от этой встречи то, что нужно было ей больше всего, – презрение к этому человеку. Тогда было бы легче перешагнуть через эту историю и жить дальше.

А у нее не получилось. Все стало только хуже! Образ Максима Белых, насильника и извращенца, внушал ей отвращение. Но ведь тот, кто был с ней, уничтожил этот образ! Он избавил мир от Белых и многих ему подобных. Он был преступником, да, и жестоким, но Ланфен четко прослеживала его принципы и не могла не уважать их.

Она шла до дома пешком, по свежему зимнему морозу. Это отняло много времени, но Ланфен надеялась, что прогулка поможет ей очистить и упорядочить собственные мысли. Не вышло. Она казалась самой себе наркоманкой – человеком, который осознанно принимает зло, способное навредить и ему, и его близким. А иначе она пока что не могла.

Он не был похож на ее мужа. Нет, совсем другой человек! Но он по-своему сумел затронуть что-то в душе, разорвал кокон апатии, окружавший ее с тех пор, как она стала вдовой. Вот только к лучшему ли это?