Я показал ему свой жетон, и он покачал головой. На конторке лежал комикс — черно-белые фотографии, а под ними короткие подписи, получалась история, рассказанная просто и доступно. Глядя на них наоборот, я все-таки сумел прочитать «sexualismo» и «con passion».

— Ничего не знаю, — проговорил парень с сильным акцентом.

— Я еще ничего не спросил.

— Ничего не знаю.

— Повезло тебе, — сказал я. — Невежество — это благословение.

Он тупо посмотрел на меня.

— Пирс Швинн, — продолжал я. — Он здесь жил. Никакого ответа.

Я повторил имя.

— Ничего не знаю.

— Старик. Белый, седые волосы, седая борода. Ничего.

— Он работал в магазине Рэндалла. Непонимающий взгляд.

— Магазин Рэндалла «Одежда для ковбоев», в квартале отсюда.

— Ничего не знаю.

— Тебя как зовут?

— Ничего не… — В карих глазах зажглось понимание. — Густаво.

— Густаво, а дальше?

— Густаво Мартинес Райес.

— Ты говоришь по-английски, мистер Густаво Мартинес Райес?

Он молча покачал головой.

— А кто-нибудь здесь говорит?

— Ничего не зн…

Ничего не скажешь — настоящий мастер-детектив. Но я ведь уже здесь, почему бы не побывать еще раз в Оджае — зайти в магазин, где Мардж купила голубые альбомы — «О'Нил и Чапин»… рядом с «Небесным кафе»… из Англии… больше нет… я купила последние три.

А вдруг нет? Или Швинн тоже делал там покупки — сам.

Я выехал на соседнюю автостраду и через несколько минут оказался на шоссе номер тридцать три. Воздух был холодный и очень чистый, расцвеченный самыми разными оттенками солнечного дня, и я чувствовал аромат созревающих в соседних садах фруктов.

«О'Нил и Чапин» расположились в удобном коммерческом центре, которых полно вдоль дорог. Этот устроился в тенистом районе города, в нескольких милях от поворота к ранчо Мардж Швинн. Магазин занимал крошечный, крытый дранкой и обшитый вагонкой домик, вокруг которого росли дубы. Домик был выкрашен в ярко-зеленый цвет. От передней голландской двери молочно-белого цвета до самого тротуара шла дорожка, выложенная булыжником. На витрине красовалась надпись, состоящая из букв, вырезанных из золотой фольги:

О'НИЛ И ЧАПИН, ПОСТАВЩИКИ ОТЛИЧНОЙ БУМАГИ И КРАСОК. ОСН. 1986

Окна были закрыты тяжелыми дубовыми ставнями, около одной из них я заметил объявление:

Уехала за товаром в Европу. Скоро вернусь.

Я осмотрелся по сторонам. Справа находился магазин, где продавали свечи, тоже закрытый. Затем «Марта, духовный наставник» и «Гуманос — теософский институт». Слева — одноэтажное здание, облицованное речной галькой: кабинет хиропрактика, офис нотариуса и страховой компании, туристическое агентство, специализирующееся на «экскурсиях для любителей природы». А рядом залитое солнцем глинобитное квадратное сооружение с деревянной вывеской на двери:

«НЕБЕСНОЕ КАФЕ»

Золотые звездочки резвились вокруг надписи. За голубыми льняными занавесками мелькали огни. Было уже почти три часа дня, а я так и не удовлетворил ни умственного, ни физического голода и решил, что в ситуации, подобной нынешней, булочки и травяной чай придутся очень даже кстати.

Однако, судя по рекламному щиту над открытой кухонной дверью, кафе специализировалось на французской кухне. И еще они предлагали настоящий кофе. Боже праведный!

Тихая музыка — звонкие колокольчики, флейта и арфа — лилась из динамиков, висящих около низкого потолка с деревянными балками. Голубые льняные скатерти на столиках. Женщина с аккуратно заплетенными в косу седыми волосами, в кожаной куртке, накинутой на мятое розовое платье, сидела за одним из столов и ела, судя по всему, рататуй. Официантов нигде не было видно, если не считать приземистой женщины с нездоровым цветом лица, в белом переднике и с голубой банданой. Женщина резала на кухне овощи.

Неподалеку от нее я заметил плиту на шесть конфорок, одна из которых горела, на ней стояла чугунная сковорода для блинов. На сковороде лежал очередной блинчик, и кухарка оторвалась от овощей, чтобы, взяв в руки полотенце, ловко перевернуть блин. Затем идеальной формы круг лег на тарелку, женщина положила сверху шпинат, смешанный со сливками, добавила немного мускатного ореха, завернула блинчик, поставила тарелку на прилавок и вернулась к овощам.

Седая женщина встала из-за стола и взяла блинчик.

— Очень красивый получился, Эйми.

Кухарка кивнула. На вид ей было около сорока: приплюснутое лицо, опущенные глаза. Из-под банданы выбивались светло-каштановые с серебристыми нитями волосы.

Я улыбнулся, но на лице кухарки ничего не отразилось, она продолжала резать овощи. Я прочитал меню.

— Как насчет блинчика с сыром нескольких сортов и кофе? Женщина повернулась и вышла из кухни через заднюю дверь. Я стоял и слушал перезвон колокольчиков и пение флейты с арфой.

У меня за спиной седая женщина проговорила:

— Не волнуйтесь, она вернется.

— Я сказал что-нибудь не то?

Она рассмеялась.

— Нет, просто Эйми очень стеснительная. Зато отлично готовит.

Эйми вернулась с небольшим кругом белого сыра.

— Вы можете сесть, — очень тихо предложила она. — Я вам все принесу.

— Большое спасибо.

Я снова попытался улыбнуться, у Эйми на мгновение дрогнули уголки губ, но она тут же принялась вытирать сковородку.

Женщина с седой косой закончила есть как раз в тот момент, когда Эйми принесла мне тарелку, кружку кофе и вилку с ножом, завернутые в тяжелую льняную салфетку. Сразу после этого она снова занялась овощами, а женщина с косой сказала:

— Получи, дорогая.

Она заплатила наличными. Я не видел, чтобы Эйми дала ей сдачу. И нигде не было написано, что тут принимают кредитные карточки.

Я развернул салфетку и посмотрел на тарелку. Два блинчика.

Не поворачиваясь ко мне, Эйми сказала:

— Вы должны будете заплатить только за один. Я сделала слишком много сырной начинки.

— Спасибо, — ответил я. — Они выглядят великолепно. Нож равномерно стучал по доске — тук-тук-тук.

Я отрезал кусок блинчика, откусил и испытал настоящее наслаждение. А такого великолепного кофе мне не доводилось пить уже давно. Что я и сказал Эйми.

Она продолжала резать овощи.

Я сражался со вторым блином, когда дверь распахнулась. В кафе вошел мужчина и сразу направился к стойке.

Невысокий, толстенький, седой, он был в застегнутом на «молнию» красном спортивном синтетическом костюме с широкими, болтающимися отворотами на куртке. Коротенькие ножки украшали малиновые сабо и белые носки. Маленькие ручки с указательными пальцами, похожими на шишечки, и розовощекое, хитрющее, но добродушное лицо — как у эльфа на покое — довершали картину. Кожаный галстук «боло» удерживал на месте большой, бесформенный пурпурный камень. На левой руке сверкало огромное золотое кольцо с кабошоном.