— Ладно, поехали, — сказала Марджи-шире-баржи, — отвезу тебя в школу. До выпуска остались считаные дни.

Лени схватила рюкзак, повесила на плечо, крепко обняла маму, прошептала: «Нам нужно поговорить» — и вышла за Мардж во двор. На полпути к пикапу перед ними вдруг вырос отец с пятигаллонной канистрой бензина.

— Уже уходите? — поинтересовался он. — Что так быстро?

— Так я же всего на чашечку кофе. Заодно подброшу Лени до школы. Мне как раз нужно в магазин.

Отец поставил пластмассовую канистру на землю. Послышался плеск.

— Нет.

— Что — нет? — нахмурилась Марджи-шире-баржи.

— Без меня отсюда больше никто не выйдет. Нечего нам там делать.

— Ей пять дней осталось до выпуска. Надо же девочке закончить школу.

— Ишь, раскомандовалась. Пусть дома сидит. Подумаешь, всего пять дней. Все равно ей дадут бумажку.

— Да ты никак решил со мной тягаться? — Мардж двинулась на отца. Браслеты ее звенели. — Если эта юная леди пропустит хоть день, я позвоню в полицию, Эрнт Олбрайт, и посажу тебя. Даже не сомневайся. Мне плевать, что ты чокнутый и с гнильцой. Чуди себе сколько хочешь, но ты не помешаешь этой красавице закончить школу. Уловил?

— Полиции до этого нет дела.

— Еще как есть. Уж поверь. Хочешь, чтобы я им рассказала о том, что здесь творится?

— Ты же ни черта не знаешь.

— Пусть так, зато язык у меня подвешен отлично, так что лучше не доводи.

— Ладно, черт с тобой. Вези ее в школу, раз тебе так приспичило. — Он посмотрел на Лени: — Я заберу тебя в три. Не заставляй меня ждать.

Лени кивнула и забралась в старенький «Интернэшнл Хар-вестер» с протертыми до дыр матерчатыми сиденьями. Они проехали по ухабистой дорожке, миновали столбы из свежеокоренных бревен. Когда они в облаке пыли катили по главной дороге, Лени осознала, что плачет.

Она не сумела справиться с нахлынувшими чувствами. Слишком многое поставлено на карту. А вдруг мама убежит, а отец найдет ее и правда убьет?

Марджи-шире-баржи свернула к школе и остановила машину.

— Несправедливо, что тебе приходится во всем этом вариться. Но жизнь вообще несправедлива. Да ты и сама это понимаешь. Если что, ты всегда можешь позвонить в полицию.

Лени повернулась к ней:

— А если из-за меня отец убьет маму? Как мне потом с этим жить?

Мардж кивнула.

— Если тебе понадобится помощь, приходи ко мне. Договорились? Обещаешь?

— Обещаю, — вяло ответила Лени.

Мардж перегнулась через нее, открыла скрипучий бардачок и вынула оттуда толстый конверт:

— Это тебе.

Лени привыкла к ее подаркам. Шоколадка, роман в бумажной обложке, блестящая заколка. В конце рабочего дня в магазине Марджи-шире-баржи частенько совала ей что-нибудь в руку.

Лени взглянула на конверт. Письмо из университета Аляски. Адресовано Леноре Олбрайт, на адрес магазина Мардж Бердсолл в Канеке.

Дрожащими руками Лени вскрыла конверт. Прочла первую строчку. «Рады уведомить, что мы приглашаем вас…»

Лени подняла глаза на Мардж:

— Меня взяли.

— Поздравляю, Лени.

Она оцепенела. Ее приняли.

В университет.

— И что мне теперь делать? — спросила Лени.

— Поедешь учиться, — ответила Мардж. — Я говорила с Томом. Он все оплатит. Мы с Тикой купим тебе учебники, Тельма даст денег на карманные расходы. Ты одна из нас, и мы всегда тебе поможем. Не жалей ни о чем, девочка. Уезжай при первой же возможности. Беги во весь дух, без оглядки. Но…

— Но что?

— До отъезда смотри в оба.

* * *

В последний учебный день Лени боялась, что у нее разорвется сердце и она рухнет ничком на землю — еще одна жертва Аляски. Девушка, которая умерла от любви.

Мысль о том, что впереди лето, долгие жаркие дни, работа от рассвета и до заката, сводила ее с ума. Как же она доживет до сентября, не видя Мэтью?

— Вряд ли нам удастся видеться, — тоскливо сказала ему Лени. — Мы же все время будем заняты. Ты ведь и сам знаешь, как бывает летом.

Теперь она целые дни напролет будет хлопотать по хозяйству.

Лето. Пора, когда лосось идет на нерест и нужно каждый день работать в огороде, когда на склонах холмов спеют ягоды, когда консервируют фрукты и овощи, рыбу режут полосками, маринуют, коптят, когда за долгий световой день нужно починить все, что требует ремонта.

— Будем встречаться тайком, — предложил Мэтью.

Но теперь это было слишком опасно. После того как Харланы раззнакомились с папой, он как с цепи сорвался: целыми днями рубил деревья, снимал кору, а по ночам просыпался и мерил домик шагами. Все время что-то бормотал себе под нос и строил, строил, строил свою стену.

— А в сентябре мы с тобой поедем в университет, — добавил Мэтью, уж он-то умел мечтать и верить.

— Ага, — ответила Лени, которой хотелось этого больше всего на свете. — Будем жить в Анкоридже, как самые обычные люди. — Они все время твердили это друг другу.

Лени вслед за Мэтью пошла к выходу, пробормотав «до свидания» миссис Роудс, которая крепко ее обняла и сказала:

— Не забудьте, сегодня в салуне вечеринка в честь окончания школы. Вы с Мэтти почетные гости.

— Спасибо, миссис Роудс.

На улице Лени ждали родители с плакатом: «Поздравляем с окончанием школы!» Она застыла на месте.

Лени почувствовала, как Мэтью положил руку ей на талию и даже, кажется, легонько подтолкнул ее вперед. С вымученной улыбкой она спустилась во двор.

— Привет, — сказала она родителям, которые бросились ей навстречу. — Да ну что вы, не стоило приезжать.

Мама просияла:

— Шутишь? Ты закончила школу лучшей в классе!

— В классе из двух человек, — заметила Лени.

Папа обнял ее, прижал к себе.

— Мне вот никогда и ни в чем не удавалось стать первым. Я горжусь тобой, Рыжик. Ну а теперь ты можешь с чистой совестью сделать этой сраной школе ручкой. Пока-пока.

Они уселись в фургон и поехали. Над самой головой протарахтел самолет.

— Туристы, — произнес папа, словно это было ругательство. — Мама испекла твой любимый пирог и сделала клубничный акутак[62].

Лени кивнула. Ей было так грустно, что улыбнуться не хватило сил.