Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джон выиграл.
Но это не все. Потом Джон сказал: «Я хочу учиться в колледже».
Он прошел очень успешную адаптационную программу в Сакраменто. В декабре 2008 года он был единственным выпускником, и тем не менее ради него одного устроили торжественное вручение диплома. За полчаса до начала у нас в зале закончились стулья. На выпускной церемонии моего брата свободные места были только стоячими.
Но это еще не все. Когда Арнольда Шварценнеггера выбрали губернатором Калифорнии, Джон заявил: «Я хочу встретиться с губернатором… Нет, лучше я буду работать на губернатора».
Знакомые из программы, которую он только что закончил, помогли контактами, и Джону предложили место практиканта в офисе, сортирующем официальную почту губернатора. Джон подружился с Шварценнеггером и Марией Шрайвер[31] и увидел массу других знаменитостей. Моя любимая фотография – на которой он стоит между Шварценнеггером и президентом Мексики.
В какой-то момент Джон спросил губернатора, можно ли ему получить настоящую должность. Составили договор, и когда брату исполнилось двадцать два года, он принял присягу служащего в аппарате губернатора штата. С тех пор он заведует отправкой и сортировкой писем в офисе.
Отчасти успех Джона объясняется тем, что он всецело предан своему делу. Он ставит цель и идет к ней без колебаний. Он рассказывает о ней всем своим друзьям, они начинают его поддерживать, и все получается. Я никогда не видела, чтобы он не добивался желаемого.
Бесспорно, у меня к нему предвзятое отношение, но Джон действительно прекрасен. Поэтому он нравится людям, все хотят ему помочь и стараются что-то для него сделать.
Так что отвечая на вопрос о том, как мне жилось с Джоном, скажу: с ним было отлично. Я с радостью наблюдала, как он вырос в замечательного человека. Поэтому каждый день я хватаю ключи от машины и еду к поезду, чтобы встретить своего брата.
Мег Мастерсон
Никогда не забывайте, что однажды, в момент острой беззащитности, вы сами в себе найдете друга.
В свободное время моя бабушка шьет ползунки для детей, которых матери бросают в родильных домах. Она называет их «детьми, с которыми никто не дружит». Не знаю, зачем она придумала им такое странное название вместо простых и понятных – «брошенные» или «сироты». Но каждый раз бабушка использует именно это выражение.
Вполне вероятно, что она применяет его и ко мне. Мои детские годы прошли не так, как у большинства других детей. Я родилась в семье с обоими родителями, но, когда мне исполнилось одиннадцать лет, мой отец заболел.
Ему поставили диагноз – мотонейронная болезнь, или боковой амиотрофический склероз. Начались визиты к врачам, потом отец стал передвигаться в инвалидном кресле и постоянно лежал на диване. До этого он вообще никогда не болел.
Никто ничего мне толком не объяснял. Однажды я набралась храбрости и спросила отца, убьет ли его это заболевание. Он ответил утвердительно, но в свои двенадцать лет я решила, что это случится, когда ему будет лет восемьдесят, а никак не сорок три.
Отец умер за несколько недель до того, как мне исполнилось пятнадцать. Мы с матерью еще больше сблизились. Ей было непросто, ведь она стала матерью-одиночкой.
Мы вскоре смирились с тем, что в нашей семье осталось два человека. Довольно долго мы жили в ситуации «мы против всех».
Потом я поступила в колледж. Я специально выбрала университет, который находился меньше чем в часе езды от дома. Мать нашла вторую работу, чтобы не сидеть без дела, но ее дом по-прежнему оставался пустым и темным.
Я навещала маму как можно чаще и видела, что ей очень одиноко. Она не умела общаться в компаниях. Она любила свою семью и коллег, но у нее оставалось слишком много свободного времени, которое нечем было занять, особенно в выходные. Моя мать никогда не была худой, но вскоре двадцать пять лишних килограммов превратились в пятьдесят, а потом и больше.
Она уже не могла много ходить и не хотела появляться на людях. Ее задевали любопытные взгляды и бесцеремонные замечания детей.
Однажды, когда я ее навещала, она рассказала, как ей одиноко.
– Мне не с кем даже поговорить, – пожаловалась мать и расплакалась.
Мне было очень ее жалко. У нее не осталось друзей, и не потому что ее никто любил. Просто она довела себя до очень плохого физического и морального состояния и отгородилась от мира.
Я, как могла, старалась включить мать в мою собственную жизнь. Но тут произошло нечто странное – как будто она полностью поменяла свой мир на мой. Она хотела знать обо мне все в мельчайших подробностях и задавала вопросы вроде: «А что ты сказала? А что она ответила?» или «А что она заказала на обед?». Меня очень утомляли эти бесконечные расспросы. Я была совсем не против того, что мать интересуется моей работой и болеет за спортивную команду колледжа, который я окончила. Но у меня не хватало ни времени, ни желания обсуждать с ней по вечерам каждую деталь моего существования.
Ситуация еще больше осложнилась, когда я вышла замуж. Мама радовалась за меня, но ее пугало, что на двадцать седьмом году моей жизни ей придется делить меня с кем-то еще.
– Теперь все будет по-другому, – сказала она однажды, когда мы сидели в какой-то забегаловке, пили коктейли, ели жареные крылышки и ждали начала сериала «Секс в большом городе». Это был один из наших редких совместных выходов в свет.
Она начала говорить о будущих внуках.
– Я могу о них заботиться, – сказала она.
Мне в это не верилось, потому что к тому времени мама с трудом вставала с дивана. Ей было сложно дойти до туалета. Она начала передвигаться с помощью «ходунков». Ей было всего пятьдесят два года.
Наши разговоры о будущем подтолкнули ее к мысли, что нужно что-то менять. Однажды я, не выдержав, сказала ей, что еду она любит больше, чем свою собственную дочь. Мама тут же принялась с жаром это отрицать, как наркоман, не признающийся в своей зависимости. Она не плакала, но я поняла, что сделала ей очень больно. Я хотела это сделать, чтобы подтолкнуть ее к необходимости перемен.
Мама записалась на программу похудания и даже заговорила об операции желудочного шунтирования. Она похудела на несколько килограммов и верила, что сбросит еще. Я стала надеяться, что она кого-нибудь встретит и выйдет замуж. Кто знает, может быть, у ее будущего мужа будут дети от прошлого брака и у меня появятся новые родственники. Я мечтала о том, чтобы у нас с матерью сложились нормальные отношения, какие бывают у мам и дочек.
А потом она умерла.