– Она слишком много времени проводит одна, – говорил он, кивая в мою сторону. – Надо эту проблему как-то решать.

У моего папы было прозвище Веселый Арчи. Он всегда умел найти общий язык с людьми, а в том кафе просто превзошел самого себя. Физически он находился не в самой лучшей форме, но чувство юмора у него оставалось прежним.

Мы сели в машину и начали распевать наши любимые песни в стиле кантри. Удивительно, еще вчера отец едва дышал, а сегодня пел во все горло.

Потом он захотел остановиться в пещерах Мерамек[36]. Мы с восхищением осмотрели разноцветные сталактиты и сталагмиты, удивляясь красоте, которую создал Господь.

Но отец принимал мочегонное средство, и мне тоже не хотелось уходить далеко от туалета, поэтому мы не стали углубляться в пещеры и остановились в начале. Отец заговаривал с другими туристами.

– А вы откуда? – интересовался он. – Движение какое плотное, а?

Веселый Арчи находил общий язык со всеми.

В Оклахоме папа попросил найти магазин ковбойской одежды. Он хотел купить костюм и красную рубаху с кистями и вышивкой, чтобы его в этой одежде похоронили. Ему нравился красный цвет. Мы купили все, что ему хотелось.

Мы проехали через северный Техас с его огромными ранчо. Потом начался штат Нью-Мексико, где невиданные красоты открывались за каждым поворотом, но дороги в этих местах были опасными. Наконец, мы добрались до гостиницы Best Western в Альбукерке. Снег был таким глубоким, что три дня мы не могли никуда двинуться. Отец начал нервничать.

Он проложил новый маршрут, и на следующий день мы выехали на юг в сторону Тусона. Папа сказал, что должен попрощаться с пустыней, особенно со своими любимыми кактусами сагуаро.

Мы остановились в мотеле, и папа решил принять ванну. Я заказала обед в номер. Когда еду доставили, я постучалась в дверь ванной.

– Папа, пиццу принесли, – сообщила я.

– Помогите, вот мрак! – послышалось из-за двери. «Мрак» было любимым выражением отца, которое он использовал в моменты раздражения. В его голосе звучала паника.

– Папа, все нормально? Что случилось? – испуганно спросила я.

– Я в ванне застрял, не могу выбраться!

Я открыла дверь и увидела, что папа застрял в маленькой ванне плечами. Его ноги были согнуты в коленях и упирались в раковину. Я намылила плечи отца мылом и потянула его, захватив за подмышки. Я даже налила в ванну массажного масла, чтобы его вытащить.

– Папа, черт возьми, вылезай, а то придется пожарных вызывать!

– А вот пожарных нам точно не надо, – отрезал отец. Я начала паниковать и даже позвонила на ресепшен, но отец в конце концов выбрался из ванны сам.

– Я вылез! – закричал он. – Отбой, не надо никуда звонить!

Я расхохоталась. Мне и сейчас смешно, когда я вспоминаю об этом эпизоде.

На следующий день мы доехали до южной оконечности каньона, и отец чувствовал себя счастливым. Это был незабываемый день. Я сделала много фотографий отца. Его лицо выражало полнейшее блаженство. Через две минуты после того, как я отщелкала фото, отец упал на землю. Его лицо посерело, на лбу выступили капли пота, и дыхание стало надрывным и затрудненным. Он не мог говорить, и его пульс едва прощупывался.

– Папа, ты слышишь меня? – кричала я.

К нам на помощь подбежало несколько человек. Кто-то по телефону вызвал «Скорую». Мы довели отца до машины и поехали в ближайший мотель. Он наотрез отказался, чтобы его забирала «Скорая». Три дня он отлеживался в мотеле и собирался с силами для дороги назад. Перед отъездом он попросил меня еще раз отвести его к каньону.

По пути домой мы вели себя гораздо спокойнее. Не горланили песен и даже мало говорили. Через три дня в пути отцу стало лучше.

– Давай остановимся у Джин и Луизы в Арканзасе, – сказал он.

– Зачем? Ты не в том состоянии, чтобы у них гостить!

– Нет, мы всегда к ним заезжаем после каньона, – заупрямился отец.

Джин и Луиза были его двоюродными братом и сестрой. Отец дружил с Джином, когда они были детьми. Луиза была очаровательной, талантливой и очень веселой. Два дня мы провели у них, слушали музыку, вспоминали былое и играли в карты. Отец снова был в прекрасном настроении.

Когда мы уже подъезжали в Цинциннати, отец захотел сесть за руль.

– Остановись, – приказал он. – Я хочу сам повести машину.

Он доехал до нашего дома.

После этого путешествия он прожил еще девять месяцев.

Я помню последние слова, которые отец сказал мне, моей сестре Кэйти и брату Джерри: «Я тебя люблю! И тебя люблю! И тебя!» Он посмотрел на каждого из нас с любовью и гордостью.

После того как мы выполнили все его последние желания, отец умер. Мы похоронили его в ковбойском костюме и красной рубахе, как он и просил.

Каждые пять лет мы все вместе ездим на Гранд-Каньон, чтобы почтить память отца.

Барбара Бонли-Пэр

Восемь дней в неделю у меня понедельник. Это мой девиз. Я забираюсь по лестнице на крышу и думаю, что мне не хватит и месяца, чтобы закончить всю работу.

Каждый новый день похож на предыдущий. Я встаю рано, звоню начальнику, получаю от него адрес, работаю десять, двенадцать или четырнадцать часов, возвращаюсь домой, ложусь спать. На следующий день все повторяется.

Так я проработал несколько лет, но однажды утром услышал от начальника: «Билл, на сегодня работы нет. Извини».

Восемь рабочих дней в неделю вскоре превратились в шесть, потом в пять, а потом в три. Я уже привык слышать в трубке: «Прости, Билл, сегодня для тебя ничего нет. Я сам наберу, когда появится работа». Я прождал всю неделю, не выдержал и сам позвонил начальнику. «Прости, Билл, работы нет».

Приятно отдохнуть один день и даже два, но я сидел без работы уже три недели. Я бродил по дому и наблюдал, как по почте приходит все больше счетов. Впервые в жизни я не знал, что делать. Я вышел во двор, посмотрел на небо и подумал, что сегодня идеальная погода, чтобы класть крышу.

Я заплакал. Мне было очень горько и впервые в жизни захотелось, чтобы Господь мне помог. Я посмотрел на солнце и тихо произнес: «Господи, помоги! Я не знаю, что делать!»

В этот момент раздался стук в дверь. Я взял себя в руки, вытер рукавом слезы и открыл. На пороге стоял старый приятель.

– Привет, как дела?

– Да вроде нормально, – неуверенно ответил я.