заморожены поставки шведской стали для Путиловского и Сормовского заводов: «Отгрузка была произведена, но пароходы встали: платежи не прошли. На панические телеграммы агента из Петрограда последовал ответ: „Платежи производит Лондон. Снеситесь!“ Сношусь. Лондон молчит»[664]. Так Россия и не получила тогда шведской стали, которая якобы ушла французам, а скорее всего, немцам: они являлись главным ее покупателем. Легко понять досаду и гнев дельца Колышко, потерявшего реальный гешефт. Но это можно пережить, а вот то, что русские заводы стояли из-за отсутствия металла, а на фронте молчала наша артиллерия, оставшаяся без снарядов, простить очень трудно.

Так почему же «русский министр финансов Барк» стал «персона грата», когда миллионы наших соотечественников, не менее образованных и талантливых, влачили в эмиграции жалкое существование, работая прислугой в богатых домах или таксистами? И здесь лично у меня возникает много неудобных вопросов. На некоторые из них я и пытаюсь ответить.

По прибытии из Норвегии в Лондон, откуда ему вместе с канцлером британского Казначейства следовало отправиться в Париж для участия в третьей конференции министров финансов союзных стран, Барк получил не совсем приятное для себя известие. Маккенна внезапно уведомил Петра Львовича, что не сможет к нему «присоединиться для поездки в Париж, так как задержан в Англии серьезными переговорами по ирландскому вопросу»[665]. Учитывая тот факт, что британским войскам только что с большим трудом удалось подавить вооруженное восстание в Ирландии в Пасхальную неделю, внутриполитическая ситуация в стране действительно была далека от идеальной. Трехстороннюю встречу решили перенести в Лондон, куда вскоре прибыли Рибо, министр финансов Италии Каркано, а также министры вооружений Тома, Монтегю и итальянский генерал Даллолио. 14 июля 1916 г. конференция началась.

21 июля 1916 г. в офис верховного комиссара Канады в Лондоне (Виктория-стрит, 19) поступило из Банка Англии весьма любопытное письмо: «Сообщаю, что по поручению Правительства Его Величества организована следующая доставка 8 млн (восьми миллионов) фунтов стерлингов золотом из Владивостока и, в соответствии с последней информацией, груз должен прибыть в Эскуаймолт примерно 1 августа, возможно, на один или два дня раньше[666]. Полагаю необходимым напомнить, что по аналогичному поводу в феврале здесь были достигнуты договоренности с компанией Доминион Экспресс о встрече золота и его транспортировке в Оттаву. Но каким-то образом, что никогда так и не было объяснено, информация о его прибытии достигла Оттавы самостоятельно»[667].

Здесь, определенно, присутствует доля лукавства, ибо в тот же день 21 июля 1916 г. Банк Англии самостоятельно проинформировал представительство компании «Доминион экспресс» в Лондоне о возможных сроках прибытия золота в Канаду[668]. Указанное обстоятельство даже вызвало озабоченность со стороны канадских властей, которые пока еще не имели полного представления о том, что им надлежит делать с новой партией золота из России. Запрос, поступивший по этому поводу из Адмиралтейства, вызвал если не панику, то ощутимое замешательство в Банке Англии, где опять озаботились проблемой, «как вышло, что военно-морские власти Канады получили информацию об этой перевозке, поскольку мы, со своей стороны, соблюдали строжайшую секретность по этому поводу. По похожему случаю в феврале [1916] сведения об ожидаемом прибытии японских военных кораблей были получены в Канаде еще до того, как мы дали какую-либо информацию»[669]. Управляющий Банком Англии Канлифф даже сопроводил свое секретное послание на имя вице-адмирала Оливера припиской «верьте мне»[670].

Насколько важна была в то время эта приписка для любого английского военного чиновника, можно судить по тому политическому весу, который набрали Банк Англии и его глава в британской бюрократической системе с начала войны. «Личность управляющего, — писал П. Л. Барк, хорошо изучивший реалии финансовой системы Великобритании, — имевшая в мирное время скорее декоративный характер, так как дела банка решались его советом, а управляющий за один год нахождения в должности не мог приобрести особого авторитета в направлении дела, — во время войны приобрела совершенно особое значение. Английский банк, как регулятор денежного обращения в стране и как резервуар всех свободных капиталов, стекавшихся в его кассы, был главным оплотом английского казначейства, черпавшего при его содействии с денежного рынка средства, необходимые не только Англии, но и ее союзникам для покрытия военных расходов»[671].

Адмирал Оливер не стал отмалчиваться и раскрыл перед столь авторитетной и влиятельной фигурой, как лорд Канлифф, источник осведомленности канадцев об отправке новой партии. Не поленился (а возможно, и из соображений секретности) и лично написал от руки: «Военно-морские власти Канады получили информацию от губернатора[672], который поддерживал связь с послом Великобритании в Токио».

Безусловно, в Банке Англии имели все основания волноваться по поводу слишком вольного обращения некоторых британских дипломатов и должностных лиц с секретными сведениями о транспортах с русским золотом. Ведь там намеревались и в дальнейшем использовать отработанные схемы транспортировки ценностей. 27 июля 1916 г. Кэнго Мори отправил министру финансов Токитоси Такэтоми сообщение о своих переговорах с управляющим Банком Англии, который заявил о намерении британской стороны вновь обратиться с просьбой о перевозке золота из Владивостока в Канаду, ибо район операций немецких подводных лодок все время расширялся.

И эти опасения соответствовали действительности. Только в июне 1916 г. германские субмарины торпедировали 116 британских торговых судов общим водоизмещением свыше 391 тыс. т. Еще 9 судов подорвались на минах, поставленных немецкими подводными минными заградителями. Немецкое верховное командование отмечало (со своей точки зрения, конечно) «положительный эффект влияния на экономическую ситуацию в странах противника» действий имперского подводного флота[673].

29 июля 1916 г. от командующего японской эскадрой в Адмиралтейство Японии поступила телеграмма, что «Касуга» и «Ниссин» прибыли в Эскуаймолт, где их уже ожидали представители компании «Доминион экспресс». А 2 августа контр-адмирал Идэ доложил морскому министру, что передача золота «правительству Доминиона» закончена и груз в 943 ящиках поступил по назначению[674].

Выразив глубокое удовлетворение по поводу успешного завершения сложной операции, Кэнго Мори в письме на имя лорда Канлиффа подытожил чувства, охватившие его: «Основанием для взаимных поздравлений является то обстоятельство, что золото после всего благополучно прибыло, и я чувствую огромное облегчение, которое, надеюсь, вы тоже разделяете»[675]. Почувствовало «облегчение» и российское казначейство, сразу и немедленно, ибо ему полегчало сразу на десятки тонн золотого груза.

И в Токио, и в Лондоне праздновали пусть небольшую, но победу… над русскими. Дело в том, что у союзников все больше находилось оснований для подозрений, что в Петрограде усиленно ищут пути выхода из войны, а тогда золота не дождешься. «Император Николай, конечно, останется верен союзу с нами, в этом я нисколько не сомневаюсь, — записал в своем дневнике 4 августа