на его отправке независимо от состояния кредитного счета России, руководствуясь лишь собственными интересами пополнения резервов Банка Англии, достоверность сведений о размере которых определялась лишь их умением оформлять бухгалтерские документы. В реальности это передавало под контроль англичан значительную часть золотых резервов самого Государственного банка.

Более того, Барк ставит себе в заслугу, что именно он придумал подобный принцип подкрепления резервов Банка Англии за счет российского золота. Как пишет бывший министр финансов в своих воспоминаниях, когда Ллойд-Джордж заявил, что «не может оставить этот вопрос не разрешенным… и притом в благоприятном для Английского банка смысле», то Барк и предложил данный вариант. Его партнер по переговорам «охотно изменил свою первоначальную точку зрения, найдя, что выдвинутый мною принцип оказания помощи Английскому банку в момент действительной опасности более соответствует идее солидарности интересов между союзниками»[701].

И все это происходит на фоне непрерывных стенаний Барка по поводу падения курса рубля на зарубежных биржах, где он проигрывает даже германской марке, и стремительной утраты национальной валютой покупательной способности. Даже официальная статистика признает, что уже к лету 1916 г. произошло заметное вызванное «войною вздорожание жизни». Материальное положение населения, включая государственных служащих, становилось очень тяжелым. В мае 1916 г. правительство принимает с одобрения императора решение о «процентных добавках к содержанию правительственных служащих» в среднем от 12,5 до 30 %. Но эта милость доступна далеко не всем и только служащим в определенных городах. Если служащий получал в год до 600 руб., то прибавка — 25–30 %, если от 1800 до 2 400 руб. в год, то 12,5–15 %[702].

16 октября 1916 г. Кэнго Мори телеграфировал министру иностранных дел Масатакэ Тэраути, что, по словам управляющего Банком Англии, Великобритания на основании соглашения с Россией намеревается вывезти золота в Канаду на 40 млн ф. ст. При этом англичане желали бы получить от правительства Японии содействие в перевозке золота на 10 млн ф. ст. на японских кораблях, но без продажи, как это было в предыдущих случаях, золота на 2 млн ф. ст. «Нихон гинко».

Следует признать, что когда японский посол в Петрограде на приеме в честь принца Канъина заявил французскому коллеге, что дела идут «довольно удачно», то для этого он имел все основания. «Когда я прибыл послом в Петроград в 1908 году, — продолжал Мотоно, — со мной едва говорили, меня никуда не приглашали, а великие князья делали вид, будто не знают меня… Теперь все изменилось. Цель, которую я себе поставил, достигнута: Япония и Россия связаны истинной дружбой»[703]. Да, Россия нуждалась в этой «нелегкой» и далеко не бескорыстной «истинной дружбе», по этой причине и толпились в залах японского посольства в тот день великие князья Георгий, Сергей, Кирилл…

А в Лондоне нетерпение нарастало. 18 октября 1916 г. на стол управляющего Банком Англии легло письмо из Министерства финансов, подписанное постоянным секретарем Казначейства Томасом Хитом[704]. Он извещал лорда Канлиффа, что уполномочен сообщить ему: Министерство финансов Его Величества направило письмо № 27 515 «господину Ермолаеву касательно дальнейшей отправки 20 млн фунтов стерлингов золотом, подлежащих получению по счету русского правительства»[705].

Письмо Адмиралтейства управляющему Банком Англии об отсутствии судов для перевозки золота из Владивостока в Канаду. 9 ноября 1916. [Bank of England Archive. Russian Gold to Ottawa via Vladivostok]

Судя по содержанию письма в Комитет по снабжению правительства России, в Лондоне были настроены весьма решительно востребовать «свое», как, по крайней мере, они считали. «По указанию лордов-уполномоченных Казначейства Его Величества обращаюсь к Вам, — писал все тот же Хит, — относительно дальнейшей отправки 20 млн фунтов стерлингов золотом российским правительством в Оттаву через Владивосток, согласно пункту 2 финансового соглашения от сентября 1915 года. Их Светлости будут очень признательны, если Вы доведете до сведения Вашего правительства их мнение, что обстоятельства требуют незамедлительной отправки озвученной суммы в золоте»[706].

Еще более напористо действовал Кейнс, влияние которого на решение вопросов финансовых отношений с союзниками в последнее время заметно возросло.

— Господин Ермолаев, у меня только один вопрос, и мне нужен точный ответ. Когда правительство России отправит золото? — жестко, без каких-либо намеков заявил он, специально приехав в офис российского представителя. — У нас в нем нужда чрезвычайная!

Англичанин даже не стал утруждать себя поиском каких-либо причин для обоснования своего требования на золото, просто заявив, что российская сторона должна. И все. А 20 млн ф. ст. — это около 160 т чистого золота. 10 % всего довоенного золотого запаса России, на минуточку. А на тот момент и того больше. Данный разговор не является плодом вымысла автора: он действительно состоялся 1 ноября 1916 г.

Но в этот раз Петроград, несмотря на крайне непростую ситуацию с финансированием военных действий, стал упорствовать. «Спешу уведомить вас, — писал Ермолаев Кейнсу, — что Министерство финансов телеграфировало мне о принятии необходимых мер для организации отгрузки золота на сумму 20 млн фунтов стерлингов и что отправка будет осуществлена немедленно по получении официального уведомления правительства Великобритании о том, что правительство Франции отгрузило в США золота на 40 млн фунтов стерлингов, как упоминается в Соглашении от 30 сентября 1915 г.»[707].

Не вызывает сомнений, что будущий гуру монетаризма Кейнс был непосредственно причастен к разработке позиции правительства Великобритании в отношении финансовых операций с Россией. Многие решения вырабатывались неофициально, так сказать, в частном порядке. Особая роль в этом принадлежала «теневому кабинету», действия которого координировали заместитель канцлера Казначейства Эдвин Монтегю и сэр Морис Ханки[708], секретарь кабинета и один из наиболее близких и эффективных помощников Ллойд-Джорджа, своего рода серый кардинал при нем. Кейнс регулярно участвовал в этих заседаниях. Не будем забывать, что именно Кейнс еще в августе 1915 г. лично подготовил специальную аналитическую записку, в которой предложил добиться использования Россией и Францией своих золотых резервов в интересах дела союзников, а точнее — Великобритании[709]. Отсюда понятна и его заинтересованность в реализации этого плана.

Письмо С. П. Ермолаева Джону Кейнсу относительно отправки русского золота по требованию Великобритании. 1 ноября 1916. [Bank of England Archive. Russian Gold to Ottawa via Vladivostok]

«Информирую Вас, — уже на следующий день отвечал Кейнс Ермолаеву, — что шесть партий золота на общую сумму в 24 млн фунтов стерлингов были отправлены из Франции… Мы будем очень признательны, если Вы в связи с этим попросите господина Барка максимально ускорить отгрузку, ибо, договариваясь, мы рассчитывали, что золото будет в Оттаве не позднее середины декабря [1916 г.]»[710].

Надо отметить, что Кейнс в своих контактах с российскими представителями все