– Если бы он был недоволен, он сказал бы мне об этом еще до того, как я их нашел, – махнул рукой Таниэль, взбираясь на лестницу.

Подвешивая груши на ветки на магнитных крючках, он продолжал с ней болтать, но она видела, что все его внимание сосредоточено на деревьях и он постепенно передвигается вглубь сада, дальше от окна. Его, по-видимому, не смущало, что приходилось хвататься за ветки, покрытые мхом, в котором таились острые сломанные сучья. Ей хотелось присоединиться к Таниэлю, но она понимала, что будет опасаться занозить руки и что для нее это будет неприятная работа. Грэйс закрыла окно и спустилась со скамейки на лабораторный пол, чтобы продолжить делать наклейки на ящики с химикатами.

– На самом деле не так уж и холодно, – услышала она спустя некоторое время, ветер доносил его голос от ворот. Значит, Мори уже здесь.

– Вы просто не чувствуете холода, вам и от свечки жарко.

Его голос показался Грэйс странным при первой встрече, но теперь, когда она его не видела, голос производил совсем уж фантастическое впечатление. Создавалось ощущение, что он тремя футами выше и на три тона светлее, чем сам Мори. Раньше в его речи ей слышался характерный северный акцент, и он, возможно, еще иногда проскальзывал, но в целом у него теперь было вполне литературное произношение. Ей было интересно, специально ли он следит за своей речью, или перемена произошла непроизвольно.

– Будьте осторожны. Если вы их не прикрепите как следует, они попадают.

– Почему?

– Сейчас осень.

– Откуда им это известно?

– Внутренние термометры, – ответил Мори.

– Я-то думал, все дело в крошечных эльфах.

– Таким был мой первоначальный план, но оказалось, что их трудно поймать.

– Грэйс в подвале, – рассмеявшись, сказал Таниэль.

Грэйс отложила ручку и переплела пальцы. Ее удивляло, насколько уверенно Таниэль держится и шутит с Мори. Она бы тоже так хотела. Она была практически уверена, что Мори, независимо от своего отношения к ней, охотно поможет ей с экспериментами, хотя бы ради того, чтобы избежать скучного общения с ней в будущем, однако было бы лучше, если бы ей удалось убедить его в значимости собственных исследований.

Она не слышала его шагов на лестнице, о его приходе возвестила поворачивающаяся дверная ручка.

Он вошел медленно, как соседский кот; Грэйс не знала, была ли в этом настороженность. В любом случае он передвигался довольно странно: то стремительно, то очень медленно, она заметила эту его особенность еще при первой их встрече на Филигранной улице. Если бы ей надо было объяснить эту странность, она бы сказала, что этот человек помнит о том, что в прошлом был стариком, но время от времени осознает, что все еще молод и нет причин ходить с осторожностью, заботясь о том, чтобы не переломать старые кости. В черных глазах Мори цветными точками отражались стеклышки витражного окна. Его волосы были теперь темнее, чем тогда, в июне.

– Мистер Мори, здравствуйте, проходите, пожалуйста.

– Здравствуйте, мисс Кэрроу, – сказал он.

– Я работала над экспериментом, который должен был доказать существование эфира, – Грэйс перешла к делу без долгих предисловий, так как терпеть не могла пустых разговоров и на ходу подбирала слова, чтобы оформить свою мысль. – Он существует, и, значит, должен быть способ, как его увидеть, то есть, конечно, я имею в виду не увидеть, а зафиксировать эффект, но до сих пор мне это никак не удавалось. Таниэль некоторое время назад рассказал мне о вас и о том, как вы помните будущее. Я хотела бы у вас спросить, может быть, вы знаете, как это сделать.

– Это как-то связано с электричеством, и… я думаю, сахарная пудра могла бы помочь.

– Надеюсь, вы можете привести какие-то цифры или какие-нибудь факты, не столь расплывчатые, – засмеялась Грэйс.

– Простите. Это за рамками моих возможностей.

– За рамками ваших возможностей? Как такое может быть?

Мори отошел немного в сторону.

– Видите ли, я знаю, насколько захватывающим может быть изучение света, как много в нем не разгаданных наукой тайн, но сам я использую свет, чтобы не споткнуться в темноте, а эфир – чтобы не наткнуться на нежелательные события. Он существует, и он полезен, но, изучая его, я через десять минут засну со скуки. Я люблю механизмы, и я не тот человек, которого стоит спрашивать о математике.

– Но вы ведь теперь можете все понять и во всем разобраться.

– Я никогда этого не пойму. Физические исследования сосредоточены на описании вещей, которые вы не можете понять с помощью интуиции, поэтому вы описываете их в цифрах, в то время как я просто вижу их перед собой, – Мори обводил взглядом комнату, не глядя на Грэйс; комната ему, по-видимому, нравилась, и он придвинулся поближе к горелкам. – Для меня это все равно что слушать, как лишенные зрения и осязания люди подробнейшим образом доказывают существование и описывают вероятный облик слона, в то время как мне слоны вообще не слишком интересны. Мне очень жаль, – сказал он, и видно было, что он действительно сожалеет. Он достал из саквояжа книгу и вручил ее Грэйс:

– Надеюсь, это будет полезно.

Это был сборник волшебных сказок. Грэйс, чувствуя раздражение, медленно перелистала книгу. Во всех этих сказках всегда был некто слишком прозаичный, лишенный способности слышать разговоры деревьев и видеть эльфов, сидящих на ветках, тот, кого деревья молчаливо исключали из своего гармоничного мира. Грэйс никогда не думала о себе в таком контексте.

– Ну что ж, видимо, я должна вас поблагодарить.

Мори кивнул и повернулся к выходу.

– Мори, постойте! Я надеялась, что вы захотите помочь. Думаю, вы могли бы, если б хотели.

– Мне очень жаль, – снова произнес он, не отрицая сказанного ею. – Но я вам не нужен. Вы скоро сами найдете решение.

– Я думаю, что на самом деле вам это весьма интересно, но я украла у вас любимую игрушку, и поэтому вы решили проучить меня, – тихо проговорила Грэйс, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно.

Мори поднял голову и впервые посмотрел ей прямо в глаза; его взгляд не был сердитым, скорее слегка удивленным. Грэйс внезапно почувствовала себя так, как будто швырнула камень в снайпера, пусть не очень метко, но настоящий камень.

– Пожалуйста, забудьте об этом и пойдите мне навстречу, вы лучше всех знаете: в мире есть другие игрушки. Это очень важная работа.

– Вы украли мою любимую игрушку, – медленно повторил он, делая упор на слове «игрушка», – а теперь вы пригласили меня сюда поиграть с новой игрушкой, чья душа представляет собой способную рассуждать машину, ездящую по рельсам. Но мне не нравится игрушечная железная дорога, она слишком скучная и рождает желание устроить крушение, просто ради разнообразия.

Грэйс сглотнула слюну.

– Простите, я заслужила отповедь за свою высокомерную метафору. Еще раз извините, я хотела пошутить.