– У вас наверху нет фортепьяно, – сказал Мори, теперь его голос звучал как обычно.

– Надо… сперва поменять полы.

– Но на вид пол новый.

– Вы правы, – смутившись, согласилась она.

– Понятно. Ну что же, я, пожалуй, пойду, мне уже делают заказы к Рождеству.

– Ах, нет… – бормотала она, следуя за ним, поскольку Мори начал подниматься по ступенькам, не дожидаясь ее ответа.

Немного замешкавшись, Грэйс последовала за ним, уверенная, что должна проводить гостя. Ей редко приходилось сталкиваться с по-настоящему враждебным отношением к себе, поэтому, только идя за ним, она постепенно пришла к осознанию, что он не просто наказывает ее за первоначально высокомерный тон, нет: это была откровенная угроза.

– А из их семечек вырастут потом новые грушевые деревья? – окликнул его, стоя на лестнице, Таниэль.

Грэйс больно было дышать. Ей хотелось затащить Таниэля в дом.

– Нет, я не смог уместить в них механизм, необходимый для целого дерева, – ответил Мори. Он взял из корзины следующую грушу и взобрался на нижнюю развилку ствола, чтобы подать ее Таниэлю. На золотой поверхности плода полосками отразились их пальцы.

– Я пойду домой. До вечера.

– Вы так быстро уходите.

– Я ничем не смог помочь.

– А… Ничего страшного. Я тут еще побуду, мне надо дождаться, пока придет человек, который будет класть ковровое покрытие.

– Через десять минут.

– Почему бы вам тогда не подождать его вместе с нами?

– Нет, мне надо идти.

– Мори, – начал Таниэль.

– Нет-нет, я не могу, я оставил хлеб в духовке, – ответил Мори, уже спустившись с дерева на землю. Он вышел на улицу через покрытые ржавчиной ворота и растворился среди прохожих и экипажей.

Таниэль начал спускаться вниз, и Грэйс подошла к лестнице. Стоя на траве, Таниэль стряхивал с рук веточки и мох; от него пахло листьями.

– Я ему не нравлюсь, – натянуто объяснила Грэйс. – Весь его визит в лабораторию занял около сорока секунд.

– Он всегда ведет себя немного странно, не принимайте это близко к сердцу, – со вздохом сказал Таниэль.

– Думаю, тут нет ничего удивительного. Ему будет вас ужасно не хватать.

Таниэль провел руками по волосам, вытащил из них листик и, бросив его вниз, следил, как он плавно опускается на землю.

– Он с этим в конце концов смирится.

– Каким образом? Этого ничто не предвещает; он и так знает ответы на все вопросы, и, если его нельзя убедить сейчас, это невозможно будет сделать и в будущем.

Таниэль, по-видимому, собрался возразить, но в это время налетел порыв ветра и сорвал грушу с дерева. Таниэль, охнув, наклонился, выискивая ее среди высокой травы, но неожиданно остановился. Грэйс не успела спросить его, в чем дело: она увидела, как из травы прямо на глазах тянется вверх вдоль ствола тонкий золотой стебель. Обвив дерево, он выпустил маленькие веточки и новые вьющиеся стебли, прилепившиеся к стволу и старым, выпирающим из земли корням груши. На веточках с легкими щелчками стали распускаться крошечные листочки; они все-таки отличались от настоящих и разворачивались, подобно бумаге, пока не приобрели форму, характерную для плюща. Они оба, замерев, следили за происходящим; плющ рос медленнее, уже не так быстро тянулся вверх, а затем остановился на высоте человеческого роста, его листья блестели в холодном дневном свете.

– Неплохо! – рассмеялся Таниэль.

Грэйс прикоснулась к его руке. Другие груши тоже стали падать на землю, и золотой плющ постепенно обвил стволы всех деревьев. Вытягиваясь на несколько последних дюймов, лианы поскрипывали и звенели, от этого звука у Грэйс заныли зубы. В золоте отражались небо и листва, и казалось, что это взбаламученная вода взбегает вверх по стволам деревьев вместо того, чтобы стекать вниз. Вне всякого сомнения, это было восхитительное зрелище, но Грэйс предпочла бы не видеть его.

– Его имя, – сказала она, – оно ведь означает «лес»? «Чаща», нечто вроде этого? – от общения с Мацумото у нее в памяти сохранились некоторые обрывки японского.

– В прошлом… да, возможно, так и было, пока в это не вмешалась аристократическая манера написания. Почему вы спрашиваете?

Грэйс пожала плечами. Маловероятно, чтобы он был сведущ в восточной поэзии.

– Я не знаю. Он вызывает во мне тревогу. Мне показалось, что только что он мне угрожал. Говорил что-то о том, что я – способная рассуждать машина, и о своей нелюбви к поездам. Все это звучало как выражение копившейся годами ненависти. Как будто он готов переехать меня паровозом.

– Если бы он хотел, он бы уже давно это сделал, – резонно заметил Таниэль. – Кроме того, если вы ему действительно настолько противны, он бы попросту не допустил нашей с вами встречи.

– Зачем тогда он это сказал?

– Может быть, чтобы вы его больше не приглашали. Простите. Вечером я ему выскажу все, что об этом думаю.

– Нет, пожалуйста, не надо. Я не хочу, чтобы он на меня еще больше рассердился.

Он посмотрел на нее с высоты своего роста, улыбаясь одними глазами.

– Значит, он может изменить свое отношение к вам только на еще худшее, но никак не наоборот?

– Думаю, он может поддаться искушению, – ответила Грэйс без тени юмора.

Таниэль, казалось, не уловил раздражения в ее тоне. У ворот остановилась повозка.

– Это укладчики ковров.

– Вы не могли бы присмотреть, чтобы они как следует уложили ковер в столовой? – спросила Грэйс, назвав наобум первую же комнату в задней части дома. – Моя мать собирается приехать посмотреть на нее, и мне хотелось бы, чтобы там все было в порядке.

Таниэль посмотрел на нее, как будто не до конца понимая, чего она от него хочет, однако он всегда буквально выполнял все, о чем она его просила.

Как только он вместе с рабочим ушел в направлении столовой, Грэйс загородила дорогу второму, более молодому работнику. Он явно удивился, но не выказал беспокойства, и Грэйс приступила к осуществлению задуманного.

– Вы ведь делаете разные полы, не только с ковровым покрытием?

– Да, мэм. В основном из твердых пород дерева, часто дубовые. Вы хотите заказать? – спросил он с надеждой.

– Видите ли, мой муж интересовался, не могли бы вы сделать нам одолжение. Видите эти деревья? Они нам надоели, но будет жалко просто сжечь грушевое дерево. Если вы их спилите, они – ваши, мы отдаем их бесплатно.

– Вы уверены, мэм? Со всем этим золотом…

– Завтра утром к нам приходит садовник, так что я с удовольствием приплачу, если вы сможете сделать это быстро. Или, может быть, грушевое дерево теперь уже не в моде?

– Ах, нет, оно многим нравится, – быстро ответил он. – Если вы не передумаете, мэм, я буду чертовски рад. То есть, я имел в виду…