Туман, принюхиваясь, уверенно вел группу поиска в ночной темноте. На опушке он остановился, повел мордой влево. И встал как вкопанный. Разведчики залегли. Бакланов до боли в глазах всматривался в густую ночь. Но как ни напрягал зрение, по-прежнему ничего не видел. То ли скирда хлеба чернеет в стороне, то ли сарай какой. Если бы выглянула луна! Ну хотя бы на несколько секунд! И, словно выполняя желание вожатого, бледная луна и в самом деле открылась в разрывах туч, осветив на миг округу. Бакланов увидел длинное помещение. У дверей медленно прохаживался часовой с автоматом на изготовку.

— Можно мне? — прошептал Николай Севастьянов. Служить в разведке было давнишней мечтой Николая. И вот теперь он впервые вышел на задание.

В ответ Бакланов усмехнулся:

— Не лезь-ка, ты, братец, поперед батьки в пекло. Часового беру на себя, — обратился к разведчикам: — Оставайтесь пока здесь, — и пропал в темноте вместе с Туманом.

Луна снова зашла за тучи. Без собаки Бакланов, наверное, потерял бы направление. Туман же вел быстро и уверенно. Бакланов пополз. Он порядком устал, вымок в росе. Приблизились к складу. Но где же, однако, часовой? Наконец, Туман застыл, навострив уши. «Вперед!» — чуть слышно прошептал Леонид и бесшумно кинулся следом. Он по-прежнему не видел охранника, но предполагал, что через секунду собака прыгнет на часового и собьет его с ног — как не раз уже бывало.

Нападение было столь неожиданным, что часовой не понял, что произошло. Какая-то мохнатая бестия ударила его в грудь, и он, не успев ни выстрелить, ни вскрикнуть, упал на землю. Язык в полном смысле слова отнялся, солдат не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой — чудовище наступило передними лапами на грудь и чуть слышно рычало. Его глаза горели злым, зеленоватым светом. Подбежал вожатый в плащ-палатке, торопливо заткнул кляпом рот, связал веревкой руки и повел куда-то.

— Надо полагать, склад, — тихо сказал Бакланов. — Часового возьмем живым.

При переходе линии фронта разведчики — опять-таки с помощью Тумана — добыли еще одного «языка», на этот раз офицера. Шагая темной ночью по лесной тропинке, Туман сначала слегка натянул поводок, затем застыл на месте, повернув морду в направлении чужого запаха. Люди услышали мягкие шаги. Кто же? И сколько? Один? Двое? А может быть, взвод? Да нет, взвод пошел бы по грунтовой дороге — та шире, удобнее. Бакланов отстегнул поводок, и собака бросилась на незнакомого человека. Он оказался фашистским обер-лейтенантом. Странно, что офицер шел один.

Так «работал» в полковой разведке Туман, носивший порядковый номер 11 471.

Вот выдержки из наградного листа на вожатого Л. В. Бакланова:

«13.07.1944 г. Скрытно провел разведгруппу в тыл немецкого батальона.

26.07.1944 г. Первым форсировал реку Сан, уничтожил двух часовых, после чего автоматным огнем прикрывал переправу.

30.07.1944 г. Первым форсировал Вислу и уничтожил пулеметный расчет.

30.07.1944 г. На плацдарме за Вислой с рядовым Е. Черкяевым отбил контратаку, уничтожив десятки гитлеровцев. Был ранен, но продолжал сражаться…»

В наградном листе о Тумане не упоминается. Однако собака всегда была рядом со своим хозяином, готовая выполнить любой приказ.

(Сорокин В. След «волка». — М., 1990)

Миноискатели

Там, где проходили минеры 37-го отдельного батальона собак-миноискателей, устанавливался специальный знак. Придумал его командир батальона Александр Павлович Мазовер. Деревянная дощечка с нарисованными на ней торчащими собачьими ушами внушала доверие. Тем более, что ниже слова «Разминировано» указывалась фамилия вожатого и номер подразделения.

До войны Александр Павлович жил и работал в Москве. В клубе служебного собаководства Осоавиахима познал все тонкости обращения с четвероногими друзьями. Война застала Мазовера в должности старшего инструктора по собаководству Центрального совета Осоавиахима. Как только пробил час, Александр Павлович ушел в армию и по ходатайству полковника, ныне генерал-майора в отставке, Григория Пантелеймоновича Медведева был направлен в Центральную школу военного собаководства, интенсивно готовившую для фронта необычные подразделения.

Вскоре Александр Павлович был назначен командиром 37-го отдельного батальона. Здесь собакам давали «вторую специальность» — учили искать мины по запаху тола и натянутой проволоки. Четвероногие охотно овладевали «смежной» профессией, хотя, конечно, и не подозревали, что многим из них новая специальность спасает жизнь. Одно дело — броситься под танк, другое — искать мины. Разумеется, и здесь собака могла легко погибнуть, но только в том случае, если проявляла небрежность, не умела уловить запах или же пренебрегала им. Тут, как и любому минеру, собаке можно было ошибаться лишь один раз.

Были ли потери в этом батальоне, оставившем позади тысячи опасных верст? Были. Но незначительные. Четвероногие работали аккуратно.

(Сорокин В. След «волка». — М., 1990)

Урбаз

Он не кидался навстречу пуле — зачем? Напротив, старался пробежать там, где реже свистят осколки и пули не поднимают фонтанчики. Однако и слишком осторожничать — не в его натуре. В иные моменты он был смел до безрассудства. Впрочем, кто же не рискует на войне?

Все жарче разгорался бой. Взрывы мин, снарядов, бомб поднимают в воздух фонтаны земли. Урбаз сидит пока в траншее, ему строго-настрого запрещено выглядывать из окопа. Тем не менее, он пытается встать на задние лапы и посмотреть, как там развиваются события. Однако вожатый — рядовой Алексей Кют — строго приказывает: «Сидеть!»

Уже который час рота капитана Сергеева, попавшая в окружение, отбивает атаки, патроны и гранаты на исходе, телефонная связь прервана. Все реже стреляет Алексей Кют — бережет патроны. Вот-вот его должны вызвать к командиру роты. Но проходит пять, десять минут — вызова нет. Ротный, пригибаясь, сам идет по траншее.

— Вот донесение. Отправь с Урбазом в штаб полка. Быстро!

— Есть!

Алексей вкладывает донесение в портдепешник, пристегнутый к ошейнику. Все готово, собака знает — сейчас последует команда, и она, стремительно выскочив из окопа, побежит, петляя, на восток. Хозяин хлопает ее по мохнатой спине и, произнеся «Пост!», помогает выбраться наверх.

Голос боя над траншеей куда грознее и отчетливее, нежели в уютном окопе. Впрочем, Урбазу некогда рассуждать об этом, он со всех ног бросается к лощине. Хотя и неглубока она, да и коротка, откровенно говоря, но все-таки бежать там безопаснее. Он благополучно миновал лощину и, оказавшись вновь на ровном поле, пополз.

Просвистели над головой пули. Ах, как трудно ползти — у человека это лучше получается: он может ползти и на локтях, и по-пластунски. Тем не менее, собака ползет вперед, пока не оказывается в другой лощине. Теперь самое опасное позади. Это Урбаз знал по прежним вылазкам. Он вскочил на ноги и побежал. Лощина привела его в овраг. Вдруг до него донеслась чужая