– Понимаешь, князь, – молвил очень тихо беглец, оглядевшись по сторонам и приблизив уста к уху Олега, – за мной оттого погоня была, что вызнать мне удалось намерение Вацлава. После рождения племянника или племянницы – жена Болеслава должна к Овсеням разродиться – он намерен крестить в римскую веру брата с матерью, их людей, а заодно и всех тех, кто сейчас его дружбой с германцами недоволен. – Прошептав это, Стислав снова осторожно оглянулся.

– Ты думаешь, что мать и брат согласятся принять папскую веру взамен патриаршей? – так же шёпотом спросил Олег.

– Нет, конечно, и тогда прольётся кровь, много крови, князь. Потому я прошу тебя об одной услуге…

– Погоди, Стислав, а почему после Овсеней? – недоумённо спросил Олег. – Неужели христианин Вацлав столь уважает языческие празднества?

– Нет, конечно! – зашептал в ответ моравчанин. – Просто затеять сейчас насильственное крещение для него расточительно: в сварах может погибнуть урожай, во всяком случае, значительная часть его. Не говоря о тех, кто его должен убрать и обработать. Зато после Овсеней всё будет уже по каморам и амбарам. Вацлав не просто уважает порядки германцев, но сам старается быть столь же рачительным и предусмотрительным во всём.

– Господь один для людей разных обрядов и ему не нужны кровавые жертвы. Чем я могу помочь тебе, Стислав? – спросил после некоторого раздумья Олег.

– Мне очень нужно передать весточку князю Болеславу или его матери. Для этого и приехал с тобой. Одного боюсь, что могу помереть, прежде чем дело исполню. Если не вернусь…

Олег внимательно поглядел на моравчанина.

– Думаю, Стислав, надо сделать так….

Моравское посольство покидало Прагу, договорившись о взаимопомощи и размере платы моравским воинам в случае их участия в военных походах Вацлава. Вопрос же о добровольном присоединении Моравского княжества к Чехии опять был отложен. И по недоброму блеску глаз «реха» Вацлава Олег понял, что он настроен на скорейшее «недобровольное» присоединение его княжества, точно так же, как на кровавое крещение своих родственников и их сторонников сразу после Овсеней.

Когда отряд выезжал из городских ворот, Олег снова увидел черноволосого с презрительно оттопыренной нижней губой, десять дней тому преследовавшего Стислава. С несколькими десятками воинов на крепких угорских конях, расположившись в тени крепостных стен у дороги, ведущей к воротам, они внимательно оглядывали всех проходящих и проезжающих. Взгляды Олега и Чернявого встретились. Олег с детства «мерился очами» с братом и мог долго, не мигая, глядеть глаза-в-глаза. Чернявый, хмыкнув, отвёл взгляд первым. Когда мимо прокатывались обозные возы, Чернявый узрел, что в одном из них лежит человек, почти полностью накрытый грубой рядниной, и что-то проговорил воину слева от себя. Тот кивнул и заспешил к воротам.

– Что с этим человеком? – Строго спросил старший из охоронцев у ворот, указав на лежащего под рядном. Воины Олега тем временем по трое проезжали верхом мимо, не обращая внимания на задержку возов.

– Занемог один из обозников, – ответил низкорослый седоусый варяг, становясь так, чтобы оказаться между возом и стражником. Тут же рядом оказался и Черноволосый.

– Покажи, может, вы какой товар вывозите беспошлинно или убили кого и теперь хотите незаметно тело вывезти, – настаивал страж ворот. Но седоусый ему в упорстве не уступал. Поднялся шум, началось даже толкание друг друга, последний десяток воинов Олеговой дружины задержался, взяв в коло свои возы. Воины Черноволосого тоже не собирались отступать. В это время привлечённый шумом вернулся сам князь. Он прикрикнул на своих и чужих воев, давая понять, что ни в каких спорах участвовать не намерен. Взор его властно горел, крылья носа хищно раздулись.

– Что за свару устроили, ты, Чернявый снова на посольство покушаешься, я тебя предупреждал! – грозно прорычал Олег и рука его привычным движением обнажила меч наполовину, что на языке воинском означает последнее предупреждение. Побелевший от волнения старший охоронец ворот, понимая, что, в случае чего, вся вина ляжет на него, а не на черноволосого подстрекателя, уже не знал, что делать, и растерянно мямлил про то, что он худого не желал, просто обязан проверять, кто и чего вывозит…

– Открой! – кратко бросил Олег старшему обоза. Тот, чуть помедлив, как бы нехотя откинул ряднину… Лик Черноволосого, который с нетерпением ждал сего мгновения, вмиг «оплыл», как восковая свеча от непомерного тепла. Под пологом лежал рыжебородый коренастый воин из нурман, который недовольно скривился от того, что солнце ударило ему прямо в очи.

– Проезжайте, проезжайте, – облегчённо зачастил старший охоронец, поняв по виду Черноволосого, что тот ошибся, и весь шум был поднят впустую.

– Я тебя предупредил дважды, – сурово молвил Олег Черноволосому, – в третий раз ни слова от меня более не услышишь, изрублю молча, даже на полёт стрелы не приближайся ко мне!

Когда посольство уже вытянулось по дороге и стены Праги остались позади, Олег в который раз с благодарностью вспомнил отцовскую изведывательскую науку, которой он со своими тайными воинами обучал его с юности.

– И снова ты меня спас, князь, благодарствую, не будет у тебя помощника вернее и надёжнее! – молвил Стислав, подъезжая на широкогрудом гнедом коне и снимая со вспотевшей головы нурманский шелом с маской.

C тех пор так и остался в свите Олега сей моравчанин, оказавшийся мудрым советником, и сметливым хозяйственником, и воином-охоронцем.

Осенью приехавшие с товарами купцы из Праги принесли весть, что князь Болеслав пригласил на крестины новорождённого сына своего старшего брата – короля Чехии Вацлава, но по дороге у самого собора, где должен был произойти торжественный обряд крещения, неизвестные напали на Вацлава и его охорону и всех изрубили. Оттого королём Чехии теперь Болеслав Первый, который германцам не кланяется и дани им платить не желает.

– Выходит, дошла твоя весточка, – молвил Олег своему помощнику, и они понимающе переглянулись.

Лета 6448 (940)

Отряд из двух сотен хорошо вооружённых конников пересёк границу Моравии-Чехии и, выслав вперёд дозоры, двинулся по земле словаков. Сразу за передовой охороной ехал седовласый сосредоточенный воин в дорогом воинском облачении. Поднявшись вместе с несколькими соратниками на очередной холм, он придержал широкогрудого коня сивой масти и внимательно оглядел окрестья. Справа в дымке едва виднелся Дунай, идти там вдоль берега было бы проще, но за Дунаем злая Угорщина, жестокий противник всех поморян. Двести воинов – не две тысячи, и двигаться на виду у недоброго соседа небезопасно, да и не нужно уграм знать, что часть дружины покинула Моравию. Здесь, среди леса и тянущихся с севера остатков горных хребтов они скрыты от чужих очей.

– Упредили ли словаков, чтобы не взволновались нечаянным появлением нашим? – спросил седовласый у сидящего рядом на гнедом коне кряжистого воина.