litbaza книги онлайнНаучная фантастикаКрепостной Пушкина 2 - Ираклий Берг

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 64 65 66 67 68 69 70 71 72 ... 76
Перейти на страницу:
бы то ни было. Необходимо довести сие средство до совершенства, от выборочного, как сейчас, до поголовного, во всем что касается дворянского сословия вне зависимости от имеющихся заслуг, поскольку известны примеры наличия смутьянов в семьях давших России самых верных подданных».

Николай идею одобрил, ограничив ее. «Все дворянство — это слишком много. Достаточно проверять лиц вызвавших подозрение» — поставил он резолюцию. Исполнительность Александра Христофоровича импонировала ему. Когда начались войны с турками и персами, царь взял шефа жандармов с собой. На войне Бенкендорф ознакомился с такой проблемой как шпионаж.

— Вы предлагаете вскрывать все письма из действующей армии? — удивился Николай. — Но это вызовет недовольство, если не что похуже. Нет-нет, вы ведь сами военный, представьте только свою реакцию на подобное!

Бенкендорф нехотя признал, что да, армия может возмутиться и последствия трудно назвать хорошими.

— Следите за подозрительными. — напутствовал государь.

Больше всего генерала возмущала неподконтрольность и безнаказанность иностранных наблюдателей, представителей большинства европейских держав. Их почта считалась дипломатической и неприкосновенной, согласно решению Венского конгресса 1815 года, чем все и пользовались.

Каждый атташе создавал свой круг постоянного общения из знакомых офицеров русской армии, давал обеды, по возможности и балы при наличии дам, организовывал вечера с попойками и карточными играми, словом — устраивал походный салон. Что при этом узнавали и писали они в свои посольства (а может и не в свои и не в посольства) — оставалось тайной, скрытой печатами дипломатической миссии.

Бенкендорф кипел.

— Это форменное безобразие, ваше императорское величество, дозволять следить за войсками представителям государств никак в войне не участвующих. Некоторые из них имеют симпатию вовсе не к нам, а…

— Знаю. Ну так что с того? Так повелось задолго до нас, дорогой Александр Христофорович, вносить перемены, наглядно беспокоиться — проявить слабость. Пренебрежение в данном случае демонстрирует силу.

Впрочем, беспокойство верноподданного не осталось забыто. После побед, пиров и парадов, когда никто не мог усомниться в твёрдости императора, Николай дал разрешение на проверку дипломатической почты. Негласно и неофициально, по возможности незаметно. Надо отдать Бенкендорфу должное — при получении понятных указаний он действовал весьма умело. В итоге от наблюдения ускользали только письма передаваемые из рук в руки доверенными лицами, которых никогда не могло быть достаточно, да и то не всегда.

Польский мятеж укрепил государя в верности принятого нерыцарского решения и сократил численность близких родственников.

Наибольший интерес вызывали послания зашифрованные, и здесь Николай лично пришел на помощь генералу. Он пригласил Бенкендорфа на ужин, где кроме них присутствовал только Жуковский. На глазах ошеломленного шефа тайной полиции, император в шутку предложил поэту попробовать разгадать что написано в неком письме, тут же им представленном. Генерал узнал в нем копию перехваченного послания одного из наиважнейших посольств. Поэт взял манускрипт, внимательно изучил его, и тут же выдал перевод. После генерал догадался, что стал свидетелем спектакля разыгранного именно для него, но в тот миг потрясение смутило разум. Император похвалил воспитателя своих детей и предложил Бенкендорфу все послания подобного рода отправлять Василию Андреевичу, а чтобы тому было комфортно — выделить кабинет. Ещё лучше — крыло здания, ведь вряд ли Василий Андреевич сможет один тратить столь много времени на подобную рутину. Вероятны помощники.

Бенкендорф понял всё верно, отчего стал графом и сиятельством.

Увы, характер новоявленного графа с той поры заметно испортился. «Честный немец» мог сохранять только внешнее хладнокровие, внутри него бушевал огонь. Несоответствие внешнего восприятия людей с подлинной ролью жгло душу.

Бенкендорфа боялись, лебезили, перед ним заискивали, старались подчёркнуто угодить, но тем сильнее он злился. По сути он стал ширмой для некой особой группы собранной Жуковским, группы занимающейся чем-то много более важным нежели он сам. Выглядело это так: его подчиненные добывали сведения, но всё «нечитаемое» отправлялось Василию Андреевичу, а от того прямо государю. Он их не читал и не смел о том заикнуться. Репутационный ущерб от столь интересной деятельности как чтение чужих писем целиком доставался Александру Христофоровичу, тем более, что ни Жуковский, ни привлечённые им люди (почти сплошь известные литераторы), не были официально оформлены. Жалование им при этом платилось огромное, не ниже уровня помощников министра.

Чем дальше, тем больше шеф жандармов понимал, что он служит назначенным пугалом, рискующим при случае стать козлом отпущения. Ситуация решительно не устраивала, но исправить её он не мог. Получалось будто в «его» третьем отделении существует свое, внутреннее третье отделение.

Покушение на императора и английский погром встряхнули все охранные департаменты. Казалось, что в отставку уволят всех, соломинкой утешения служило лишь то, что всех — это много, может и пронесёт.

На свой счёт Бенкендорф не сомневался. Подумав, он решил, что время благоприятствует усилению его положения, ведь если люди верят в чьё-то могущество, то глупо было бы тем вовсе не пользоваться.

* * *

— Ваше сиятельство.

— Ваше сиятельство. — повторил за Пушкиным Степан. Вместо ожидаемого государя, перед ними стоял глава тайной полиции, способный навести холод одной только суровостью облика.

— Вы не одни, — вместо приветствия заметил Бенкендорф, — как следует понимать сие?

— Это мой помощник, Александр Христофорович. Степан, сын А…

— То мне известно. Зачем он здесь, Александр Сергеевич?

— Мой управляющий, — Пушкин особенно выделил первое слово, — является невольным свидетелем некоторых событий. Весьма надёжен, ваше сиятельство. Кроме того, знаком с его императорским величеством, чьим доверием пользуется. Потому мне представилось полезным взять с собой.

— Гм. Вам представилось. И что за ворох бумаг в руках вашего (Бенкендорф тоже выделил слово) управляющего?

— Доказательства заговора, ваше сиятельство, направленного на крушение устоев. Считаю необходимым самолично и немедленно ознакомить с ними его императорское величество.

— Однако. Вы, должно быть, вошли во вкус в деле спасения государя.

От столь грубой и прямой насмешки Пушкин побагровел.

— Приходится, ваше сиятельство, — слишком спокойным, даже скучающим тоном заметил поэт, — конечно, это никак не входит в круг моих обязанностей, но не проходить же мимо.

Бенкендорф прикусил губу. Укол Пушкина оказался точнее.

— Не хотел вас задеть, Александр Сергеевич. Но, право… впрочем, это несущественно. Знаете, я хотел просить вас об одолжении.

— Вы? Меня?

— Вас. Император ожидает вас, и я не смею задерживать. Даже с вашим, гм, управляющим. Но прошу об одном. У меня тоже есть некоторые сведения, о которых его величеству должно знать. Не могли бы вы оказать мне любезность и…

— Сколько вас ждать? — хлестнул голос от которого вздрогнули все. Это был государь, с неудовольствием разглядывающий присутствующих.

Глава 27

Ночь. Продолжение. Степан POV

— Что бы вы без меня делали, Александр Сергеевич?

Вопрос был риторический, а потому не требовал

1 ... 64 65 66 67 68 69 70 71 72 ... 76
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?