– Да, – ответил Поль.

– Так вот. – Он указал на Ришара. – Вы с ним почти одинакового роста. Вы дадите ему свой головной убор с перьями. Он его наденет и в таком виде спустится за вами по трапу и пройдет через таможенную будку. Публике уже знакомы ваши фотографии в этом головном уборе по газетам. Репотреры уже издали увидят этот головной убор и при выходе у турникета набросятся на Ришара, а вы тем временем спокойно разыщете вашу мать. – Полю понравился этот план. Он вынул из чемодана головной убор, подал улыбающемуся Ришару. Все вокруг улыбались.

– Осторожно, – сказал Поль. – Не сломай камыши. Один уже сломан. – Вокруг собрались люди, заинтересованные такой интригой. – Только потом не забудь, отдай мне его обратно, – напомнил Поль.

– Не бойтесь, мсье, отдам, – сказал улыбающийся Ришар.

Пароход причалил. Короткие торопливые прощальные приветствия. Поль пожимал протянутые руки, с некоторыми крепко обнялся, как например, с Бернаром, Роже, Мишелем, Леоном, Антуаном. И еще он расцеловался с мадам Туанасье, Мадлен, Мари и даже с мадам Планше, которая еще по матерински погладила его по голове и наставительно сказала:

– Шлифуйте светские манеры, вам идет.

Люди стали спускаться по трапу на пристань. Матросы помогали некоторым перегруженным пассажирам нести чемоданы. Внизу, на пристани линия металлического ограждения с таможенными будками, а за будками линия турникетов, за которой была толпа встречающих. Спускаясь по трапу, Поль вглядывался в толпу. Там было несколько фигур в красном – плащах, пальто, или костюмах, отсюда было не разглядеть. За Полем спускался Мишель, за ним еще несколько человек, а за ними Ришар в головном уборе маори. В таможенной будке Поль, как и другие, раскрыл чемодан. Таможенник слегка улыбнулся, глядя на Поля, понял: это и есть человек с Маркизов, о котором пишут газеты. Он заглянул в чемодан с явным любопытством, потрогав тапу, спросил: – Тапа? – Тапа, – ответил Поль. Когда Поль подошел к турникетам, он сразу увидел репортеров с фотокамерами и несколько плечистых мужчин, которые старались держаться впереди репортеров. Поль понял: его охранники. Ни репортеры, ни охранники не обратили на Поля никакого внимания. Они смотрели вперед, через головы людей, туда, где должен был появиться из таможенной будки человек в головном уборе маори, которого они еще издали увидели спускающегося по трапу. Поль, озираясь по сторонам, медленно шел через толпу. Женщина в красном пальто. Не она. Девушка в красном плаще и шарфе. Не она. А вот женщина в красном костюме из мохнатой материи.

Вероятно, она изменилась, а может быть он просто забыл ее лицо, но он сразу узнал ее. Он подошел к ней, остановился с чемоданом в руке. Она не обращала на него внимания. Поднимаясь на цыпочки, она через головы людей смотрела туда, куда смотрели репортеры, прорывавшиеся к человеку в уборе маори, а охранники бесцеремонно отталкивали их. На лице ее был ужас. Она совсем не узнавала сына. И тогда Поль произнес:

– Мам…

Она резко повернулась к нему. Глядя в его лицо немигающими глазами, она подалась к нему, уперлась руками в его грудь.

– Поль! Ты! Это ты! Мальчик мой!

Ему показалось, что она сейчас потеряет сознание, и он обнял ее за плечи, предварительно быстро поставив чемодан между ног, ему уже сказали, что в Марселе после войны появилось много воров. Она была ему по плечи. В детстве она казалась ему высокой. За двенадцать лет все предметы в мире стали почти вдвое меньше.

– Какой ты большой! Большой мальчик, – говорила она, проводя руками по его лицу. Ее руки были в перчатках. Она торопливо стала снимать перчатки, одна упала на землю. Не замечая этого, она обхватила руками его шею. – Большой, большой, – повторяла она. – Как всё хорошо! – Притянув к себе его голову, она стала целовать его в подбородок, в губы, в щеки. Он прижался губами к ее щеке около глаза, ощутил гладкую скулу под нежной кожей. Он помнил как в детстве проводил пальцами по этим скулам, ему тогда казалось, что от этого ее щеки округлятся, ему не нравилось, что его мама худее других знакомых женщин.

– Я не могу говорить, – сказала она, прижимаясь лицом к его груди. – Пойдем к машине.

И она потянула его за локоть в сторону. Поль обернулся назад. Белый военный пароход. Пушечные башни. На капитанском мостике фигура капитана в военной форме. Капитан никогда не выходил на капитанский мостик, хотя эта площадка, возвышающаяся над корабельными надстройками называлась капитанским мостиком. Но теперь капитан стоял на мостике. На таком расстоянии лица его не было видно, но Поль по осанке видел, что это капитан. Видел ли его капитан в этой толпе?

– Это мой капитан, – сказал Поль и поднял высоко руку. И капитан сделал короткий приветственный жест. Значит, он следил за Полем и видел его встречу с матерью. Возможно, это он придумал трюк с Ришаром и с головным убором. Мама ничего не поняла, но следом за Полем тоже помахала рукой белому пароходу. Репортеры, наконец, поняли свою ошибку. Один из них подбежал к Полю, узнал его. И тут же его отгородил один из охранников. Мама быстро повела Поля за руку через толпу. Когда они вышли на свободное от людей пространство, они побежали. Оказывается, мама могла довольно быстро бегать, насколько ей позволяла узкая юбка ее красного костюма. За ними бежали охранники, а следом за ними несколько репортеров. Когда они добежали до вереницы стоящих автомобилей, из одной машины вышел шофер, распахнул перед ними дверцу. Мама села первой, притянула за руку Поля. Тут к машине подбежал Ришар, протянул Полю головной убор, и они крепко пожали руки. По дороге в гостиницу Поля поразила одна вещь: за рулем некоторых едущих машин сидели женщины. В детстве Поль никогда не видел женщин за рулем, даже не представлял себе такого. Мать, уставшая от волнения, положила голову ему на плечо, сказала оправдывающимся тоном:

– Всю ночь я не могла уснуть. – Поль погладил ее по руке. Как в детстве. Машина подъехала к гостинице. Поль вышел первым, подал матери руку, помогая ей выйти. Как это делать, он знал еще в детстве. Они вошли в вестибюль гостиницы. Портье положил ключ от номера на стойку. Мама взяла ключ. Они подощли к лифту. Лифтер распахнул перед ними двери лифта. Они вошли в лифт. Всё это были эпизоды, полустертые в памяти, а теперь они восстанавливались, как обновленные куски мозаики.

На стене в кабине лифта ряд кнопок. Одна из них красная. Поль провел в воздухе пальцами вдоль ряда кнопок, не касаясь их.

– Не вздумай трогать, – сказала мама.

Он ответил машинально:

– Нельзя ли обойтись без бессмысленных замечаний.

И тут они пораженно уставились друг на друга, а потом одновременно рассмеялись. То, что они сейчас сказали, слово в слово, даже с теми же интонациями, соответствовало лексикону их общения из его детства, только с той разницей, что теперь его голос был мужским.

– Боже мой, – сказала мама. – Двенадцать лет как один миг вечности. – В ее глазах появились слезы. Поль обнял ее за плечи. Выходя из лифта, он сказал:

– Вечности нет. Время замкнуто.

– Как замкнуто? – спросила мама. – Они шли по ковровой дорожке. Типичный коридор гостиницы. Поль пояснил: