метров от нас катили по степи четыре мотоцикла с колясками. В каждом по два немца, притом у всех на груди автоматы, и только у первого в коляске – пулемёт.

– Видал у него косторез? – спросил Петро. Он подполз и теперь лежал рядом, тоже прячась за кустом.

– Что это такое? – удивился я.

– Ну, кулемет. Я бачив таку раніше. Наші прозвали його косторізом. Стріляє дуже швидко.

– Дюже – это как? – спросил напарник. – Типа нашего «Максима»?

Петро улыбнулся.

– Ти ще кулемет Дегтярьова згадай. Так у нашого скорострільність 500-600 пострілів на хвилину, а у костеру 900-1500, відчуваєш різницю?

Я улыбнулся.

– Петро, ты все-таки лучше по-русски говори, а то мне тебя понимать трудновато.

Напарник хмыкнул. Но согласился:

– Это я когда волнуюсь сильно.

– Ты себе не представляешь, как мне сейчас страшно. Я же никогда немцев-то вблизи не видал. В кино только.

– Каком? – спросил Петро, и я машинально ответил:

– Ну, как же? «Горячий снег». Повесть Юрия Бондарева. Не читал? Да брось! Классная книга. Нам задавали по внеклассному чтению. О, кстати! Она о том, как наши форсировали Днепр и освобождали Киев. По ней ещё фильм сняли, так там… – я, пока говорил, смотрел на Петра, и глаза у него опять на лоб полезли. Потому пришлось себя резко прервать.

– Ти зараз навіщо про Київ так сказав? – спросил Петро.

– Прости… – пробормотал я, проклиная свою болтливость, но тут стало не до обсуждения книг. – Смотри! Твою ж налево…

Я увидел краем глаза, как два первых мотоцикла остановились. Два других развернулись и двинулись в нашу сторону. Мы с Петро прижались к земле. Стало невыносимо страшно. Напарник снял винтовку с предохранителя, медленно отвёл затвор, проверяя, не попала ли внутрь земля. Задвинул обратно. Я, глядя на него, осмотрелся. Моё оружие лежало внизу, там где мы с Петро оборудовали себе нечто вроде окопчика. Пришлось спуститься туда и быстро вернуться. Проверил, тоже с предохранителя снял.

Сердце колотится, как перфоратор. «Господи, неужели придётся стрелять?!» – подумал я и, стараясь не стучать зубами, словно от холода, спросил:

– Петя, делать что будем?

– Ти командир, ти й скажи, – ответил он, выглядывая. Тарахтенье моторов приближалось. Ещё немного, минуты две, и гитлеровцы заметят балку, а в ней – наше лошадиное имущество. Ну, и нас двоих, конечно. А дальше что? Расстрел на месте? Плен? Я вдруг ощутил, как внутри нарастает ярость. «Может, я сюда, в прошлое, и случайно попал, – подумал, стискивая челюсти. – Только вот хрен этим уродам, а не боец Красной Армии Кадыльбек Агбаев!» Не знаю, отчего так себя назвал, но переосмысливать стало некогда.

– Ты будь здесь, я на правый край балки, – сказал вдруг. – Ничего, гранатами их забросаем!

Я рванул в сторону, сам от себя не ожидав такой прыти. Возможно, осмелился потому, что показалось: если угодил в прошлое, то ничего тут со мной не случится. Это как сон, пусть и очень страшный. Но там ведь даже если умираешь, потом возвращаешься в своё время, в свою кровать. «Нормально всё будет», – думал я лихорадочно, пробегая пригнувшись по склону балки. Повезло, что пологий, иначе мы немцев и не заметили бы, а они нас застали врасплох. Я-то ладно, человек из будущего. Но Петро-то настоящий, ему погибать из-за меня не надо.

До места, которое я себе определил финальной точкой, оставалось ещё метров двадцать, как неожиданно позади грохнул одиночный выстрел. Я дёрнулся, обернулся: это Петро открыл огонь. Мне пришлось ускориться, и пока добежал, позади уже началась перестрелка. Немцы, ревя моторами, рванули в разные стороны, чтобы сбить стрелка с толку. Петро неспешно стрелял по ним, притом делая по уму. То есть не лежал на одном месте, как истукан, а постоянно перемещался.

Я, плюхнувшись у края, выполз и, высунув винтовку, начал прицеливаться. Сердце моё в эти секунды бултыхалось в груди, как сумасшедшее. Кровь стучала в висках, по лицу струился холодный пот. Пальцы стали влажными и липкими, и я постарался плотнее ухватиться за оружие, чтобы ненароком не выскользнуло. Стал лихорадочно вспоминать, как стрелять. «Так, совместить целик и мушку, навести на цель», – думал я, и потом увидел, как немцы, спешно покинув мотоциклы, разбежались веером в стороны. Они залегли, начали поливать Петро автоматными очередями. Короткими, в два-три патрона.

Всё происходящее казалось мне каким-то историческим боевиком. Не верил мозг в реальность этого! Меня охватил даже азарт. Я старательно навёл винтовку на одного из немцев, – самого правого, до которого было метров пятьдесят примерно. Знаю, что он меня не видит. Это придаёт уверенности. Сам же он, как в компьютерной игре: ставит автомат на землю, упираясь в магазин, и тра-та-та! Тра-та-та-та! Вижу, как пустые гильзы отлетают веером. Сделав очередь, немец перекатился на пару метров, передёрнул затвор. Опять улёгся и снова: тра-та-та-та!

Мой страх стал быстро растворяться. «Да что ж такое? – подумал я, разозлившись на себя за нерешительность. – Пока тут валяюсь, они же Петра убьют!..» – и добавил к этому парочку крепких выражений, помянув ближних родственников немцев. Взял винтовку покрепче, приставил приклад к плечу, тщательно прицелился. Дождался, пока немец снова перекатится и станет наводить автомат, а затем плавно потянул спусковой крючок.

«Плюх!» – грохнула винтовка, стукнув меня в плечо. В ту же секунду там, куда я стрелял, раздалось истошное: «А-а-а-а-а!» Я резко зажмурился. «Господи, неужели попал?» – промелькнуло в воспалённом мозгу. Но тут же, помня о поведении Петра, спрятался за краем балки и сдвинулся в сторону. Вылез на пяток метров подальше и увидел то, чего никогда не забуду: по степи, истошно крича, катался тот самый немец, в которого я выстрелил и попал. Автомат его валялся рядом, а солдат держался обеими руками за грудь.

Я не видел, есть ли там кровь, но воображение после просмотра блокбастеров и многих часов, проведённых за компьютерными играми, у меня ой какое богатое! Потому представил алый фонтан, большую бурую лужу. Скатился вниз, выронив винтовку, и тут же стошнило. Буквально выплеснуло всё, что было внутри, и после такого полежать бы, да некогда. Петро продолжал стрелять, и оставалось ещё три немца. А может, больше, если другие на подмогу к ним пришли.

Превозмогая жуткую слабость, на трясущихся от адреналина ногах я поднялся обратно, взял оружие. Посмотрел – тот немец лежал теперь неподвижно, а трое других отползали к