Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не думаю, что она ее приняла. Скорее всего, Шерил дала ее конструктору.
— Сыворотка Осириса работает только на людях. Ранее ученые пытались давать ее животным и она их просто убивала.
— Да.
Алессандро нахмурился.
— Ты не задумывалась, почему это существо продолжает вытягивать мозги из трупов и встраивать их в создаваемые им конструкторы? Где оно этому научилось?
Твою мать.
— Твоя магия не работает на животных или конструкторах, — продолжил он. — Но она сработала на каком-то уровне на том существе. Хотя ни один конструктор не может обладать телепатией.
— Она вложила человеческий мозг в Кракена, — прошептала я. Только не это.
— Она хотела дать человеческую способность принимать решения, — сказал Алессандро. — Шерил использовала мужчину-телепата, засунула его в свою чертову игрушку, а затем дала ему сыворотку Осириса.
Я проехала на парковку мимо охраны.
— Если это станет известно…
Кто-то другой тоже сможет так сделать. Как бы ужасно и отвратительно это ни было, это работало, и кто-то другой мог попытаться так сделать. Регина была права. Шерил должна умереть, и как можно скорее.
— Я не могу думать об этом сейчас. — Я заглушила двигатель. — Мне нужно пережить следующий час. Ты будешь здесь, когда я закончу?
Глаза Алессандро вспыхнули холодным огнем.
— Даже если бы ты приказала мне уехать, я бы остался поблизости. Это существо зациклено на тебе. Оно снова попытается тебя заполучить, и в этот момент, я буду рядом.
Бабушка Виктория ожидала меня в саду. Она сидела за столом для пикника в окружении розовых кустов. Тяжелые соцветия обрамляли ее, словно она была бесценным предметом искусства. На ней был белый сарафан до середины щиколотки, с мелкими розовыми цветочками на лифе, которые постепенно увеличивались к краю подола. Ее плечи укрывала бледно-голубая шаль из узорчатого кружева. На ногах были кожаные сандалии с ремешками, а ногти были накрашены ярко-синим лаком. Ее серебряные волосы венчали голову стильной прической, а макияж был как всегда безупречен.
Единственным свидетельством того, что мы были в тюрьме, а не в каком-то английском поместье, был стол — тяжелая и уродливая конструкция из термопластика, с прикрепленными к нему лавками.
На столе стоял поднос с чайником и двумя чашками. Я подошла, взяла чайник и принялась разливать чай. Если я не буду во всеоружии, если позволю себе медлительность или скажу не то слово, бабушка нанесет удар. Она не станет мешкать, и мне очень повезет, если я окажусь единственной целью.
Я поставила перед ней ее чашку и села.
Виктория впилась в меня взглядом, в котором не было ни капли милосердия.
— Ты сдала Джиаконе.
Сразу к делу.
— Он был неуклюжим и слишком себя выдавал. Муньос уже его подозревал, а мне нужен был жертвенный агнец, чтобы установить с ним доверительные отношения.
Бабушка сощурила глаза.
— Или ты просто хотела убрать моего информатора с дороги.
Я улыбнулась.
— Почему бы сразу не убить двух зайцев?
Она пригубила свой чай. Я преодолела первое препятствие.
— Расскажи мне об этом.
Я вкратце пересказала ей события, касающиеся убийства Одри, начиная с визита Джиаконе с Муньосом и заканчивая тем, как Леон застрелил мага иллюзии, глядя ему в лицо.
— Ты нашла утечку? — спросила Виктория.
— Да. Леон рассказал Альберту Равенскрофту об Одри.
— Тебе нужно оружие, чтобы надавить на Равенскрофтов?
— Нет. У меня есть свое.
Виктория не сводила с меня глаз.
— Но ты медлишь.
— У меня на то свои причины. — Давить на Равенскрофтов было небезопасно. Я бы предпочла сделать это скальпелем, но вместо этого у меня был молот, и как только я сокрушу им их Дом, им останется только подчиниться или же начать войну. Я уже вела войну по многим фронтам. Мне не нужна была еще одна.
— Сейчас не время для реверансов. Если они попытаются ответить, я с ними разберусь.
Я отпила чаю. Я не испытывала любви к Альберту, но и ненависти тоже. Это будет неприятно.
— Тебе не должно это нравится, — продолжила бабушка. — Кто-то завладел конфиденциальной информацией и напал на твой Дом. Сделай это или это сделаю я.
— Если ты слишком натянешь мой поводок, я обернусь и укушу.
Я улыбнулась и наполнила ее чашку. Показывать перед ней слабость было все равно, что лить кровь в кишащие акулами воды.
Протянув руку, она взяла меня за подбородок, поднимая мое лицо, чтобы посмотреть мне в глаза. Я встретила ее взгляд и увидела одобрение.
— Умница, — одобрила Виктория Тремейн. — Не забывай, кто ты. Никогда не позволяй людям себя затравливать.
-. Я позабочусь о Равенскрофтах. — Если пойду по пути трусости и позволю ей вмешаться, то от Дома Альберта ничего не останется.
— Знаю, что позаботишься. — Она отпустила мое лицо. — Что там за дело с Дырой?
Перед глазами встал кабинет Линуса, его лицо, темные глаза. «Сделай мне это одолжение».
— Одолжение Линусу.
Меня коснулась магия Виктории, ох как тонко. Я была не против. Чтобы соврать правдоискателю, нужно сказать правду.
— Почему он им занимается?
— Погибший мужчина попросил его о помощи. Линус не успел его спасти.
Виктория закатила глаза.
— Как же это предсказуемо, с его-то самолюбием. Спасение сына соперника было бы как раз в его духе. Теперь глупец бросит все ресурсы, чтобы решить это дело. Безопасность Дома — вот твой приоритет. Если потребуется, отодвинь все остальное на второй план.
— Я взялась за работу. В этом деле замешаны «МРМ», и я не хочу обидеть Линуса, Августина или Мортона. Слишком много врагов и слишком мало выгоды.
— Мортон — это тигр с гнилыми зубами, но Линус ценен, а у Августина есть потенциал. Очень хорошо. Делай все, что необходимо.
— Я так и планирую.
— Казарян — простак, — сказала Виктория. — Цзян сделает все, чтобы сохранить лицо. Оба всецело преданы своей семье. Используй это, как рычаг. Пирс — бешеная стерва, но не дура. Она укусит, если загнать ее в угол, но ее семья и пальцем не пошевелила, чтобы взыскать с Адама за свой позор. Они ценят общественное мнение.
— Как насчет Кастеллано?
— Ее благотворительные взносы удвоились за последние полгода.
Моя бабушка уже знала все, что можно знать о проекте в Дыре еще до того, как я переступила порог.
Виктория наклонилась ко мне.
— Никогда не доверяй альтруистам. Люди существа эгоистичные. Раздавать деньги станет лишь тот, кто либо их не заработал, либо пытается купить ими себе почёт или отпущение грехов. Почёт у Шерил уже есть. Что она сделала, что теперь так отчаянно нуждается в искуплении?
Ты себе даже не представляешь.
Она посмотрела куда-то вдаль