И еще я помню день, когда моя молодая жена сказала, что беременна. Опять играл патефон у соседей, а мы, как сумасшедшие, занимались любовью, никак не могли насытиться друг другом. И тогда жена впервые стала по-настоящему женщиной.

И когда второго сына мы несли из роддома – тоже был романс. Это уже через 4 года после первого. И мы с женой подпевали, и даже первенец, Сережка, тоже выводил тонким голоском.

Потом я купил пластинку и заводил ее часто, особенно если было грустно. Так было, когда дети заболели ветрянкой и их увезли в больницу. Потом, когда жена уходила от меня к неведомому мужчине. А вот когда она вернулась, пластинка, как нарочно, разбилась, а другую я уже не покупал.

Потом жена долго болела, а потом и умерла. Я встретил другую женщину, мы стали большими друзьями, а совсем близки стали, когда однажды она вдруг запела именно этот романс. Странно, потому что была на 24 года моложе, и тогда эта мелодия уже не пользовалась такой популярностью.

А еще она писала мне слова романса на стекле роддома, когда уже родила девочку – дочку младше моих внуков. И я подпевал – старый дурак среди молодых ошалелых мужчин.

И вот теперь, когда я уже патриарх родни – никого старше не осталось, – я слушаю любимый романс почти каждый день. Наушники никому не мешают, хотя придают мне странно моложавый вид. А дочка, видя, что я сижу в них, смотрит мне в глаза, а потом начинает подпевать совершенно точно с того места, которое пою именно сейчас. Наверно, это наследственная любовь. И слава богу – в этом есть что-то торжественное и бессмертное».

Я нанялась к одной старушке ухаживать за домом. Назвали меня красиво – «домоправительница», а на деле – домработница. Это понятно, потому что хозяйке 78 лет, она мало что видит, хотя и отлично слышит. Ее сын, который меня нанимал, сказал, что она человек своеобразный, но это не должно меня тревожить. И на зарплате не отразится. Я не поняла, но решила не спешить, а все самой увидеть.

Я прихожу в 7 часов утра, вожусь до половины шестого вечера, а два дня отдыхаю, как все труженики. Убираю, варю, гуляю с хозяйкой и т. д. А недели через 3–4 после моего прихода случилось забавное происшествие: к хозяйке пришел кавалер! Такой же старенький, с костыликом, носик красный, щечки розовые. Дунь – он и рассыплется. Они сели, я им чай подала, они беседуют, а потом хозяйка меня таким жестом специфическим удалила. Я ушла в кабинет, села к телевизору, а сама просто сгораю от любопытства – чего они там делают.

Но подойти к двери не решилась – там пол скрипучий. Потом, часа через 3, кавалер ушел, хозяйка такая томная была, все глазки закатывала и вздыхала напоказ. Но я так и не спросила, чего старичок приходил.

Потом он опять пришел, еще недели через 2. Но я к тому времени на скрипучий участок маслица пролила да растерла, скрип и прекратился. И я потихоньку к самой двери подобралась. Щелочка-то в любом месте найдется. И тут нашлась. Я чуть в обморок не упала – они там любовью занимаются! Да еще как: у него, конечно, уже ничего не получается, но они лежат так бок о бок, нежненько прижимаются, гладят друг друга и разговаривают о нежных вещах.

И смех, и грех! Оба ведь старенькие, морщинистые, поблекшие. Но они глядят друг на друга, словно обоим по 16 лет и впереди – целая жизнь без смерти. Я сначала смеялась, а потом даже взгрустнула. Думаю, у меня такого ухажера никогда не будет. У меня и сейчас-то нет никого, хотя мне всего 54.

Потом, постепенно, я стала находить все новые интересные подробности жизни хозяйки. Она писала очень эротичные стихи – от одних мне просто хотелось плакать, а другие очень возбуждали. У нее была целая коллекция любовных писем – и все с обязательным ответом, сделанным под копирку. Фотографий мужчин было 2 больших альбома. Под некоторыми фото разные надписи. Я так поняла, что не все были ее любовниками, были обожатели или, наоборот, предметы обожания. Еще была коллекция всяких маленьких предметов – пуговицы, мундштуки, билетики, монетки и бог знает что еще. Хлам хламом, но все разложено по альбомчикам, все с записочками, с пояснениями. Для хозяйки все понятно и очень значимо, а для меня – ерунда.

Старичок к хозяйке все ходил и ходил, а у меня все больше уважения к ним обоим появлялось. Сначала-то только смешочки и небольшая брезгливость – старики, а чудят. Но постепенно я и сама стала думать, что любовь (или хотя бы игра в любовь) сильнее смерти. До самого последнего денечка кого-то любить, принимать любовь, не сводить все только до секса (как его сейчас выпячивают), а быть близкими душой – это здорово. Начерно, сейчас таких людей уже не делают…

Потом старичок умер – нам просто позвонили и сказали об этом. Хозяйка на похороны не поехала, но большую фотографию прикрепила прямо поверх занавешенного зеркала, дня 3 сидела напротив, губами шевелила. А старичок, оказывается, в молодости был очень даже недурен собой.

А хозяйка умерла еще через полгода. Не думаю, что от любви, скорее всего, просто срок пришел. Я пришла утром, а она лежит на кровати поверх покрывала, ручки на груди сложив, – видимо, почувствовала, что будет, и легла. А на губах легкая улыбка, тихая и беззаботная. И тут уж я так нарыдалась, как, может, по родной матери не плакала! И вот теперь даже не знаю, как жить, чтобы и мне умереть такой счастливой. Может, секрет какой есть, или жизнь другая?»

«У меня проклятая работа – я медсестра в онкологическом отделении. Все время страдания и смерть – и никакой надежды. Те, у кого есть улучшение, выписываются, а на глазах остаются только умирающие. Они по-разному уходят, кто-то смиренно, кто-то со страхом, кто-то как на бой. А у меня потом то сердце щемит, то слезы сами катятся.

Когда я поступила в наше отделение работать, мне было 39, а сейчас 53, так что навидалась всякого. Поначалу просто сама болела, не могла ни есть, ни пить, ни с мужем спать, хотя всегда была горячая. Потом пообвыклась немного, жить-то надо, но в постели словно что-то рухнуло: мне все время было как-то стыдно, что я тут радость получаю, а там как раз в этот момент кто-то умирает.

И я так мучилась несколько лет. И муж со мной мучился. Уж вроде бы все стало в норме, и аппетит, и внешний вид, а супружеские радости – ни в какую. Я даже думала, кто-то сглазил. Проверила у одной бабушки – нет, ничего такого.

К доктору одному сходила, к другой – то же самое, никаких причин для холодности нет, а дело ни с места.

Но вот правду говорят, что некоторые люди уроки дают и жизнью, и даже смертью. Так у нас лежала женщина, на вид лет 40. Но вы знаете, что такое У НАС 40 лет? Это на вид и 60 можно дать, и все 80. Но эта дама (именно дама!) каждое утро умывалась специальными водами, протиралась раз по пять на дню, красилась не менее час, наверно. И выглядела как куколка, как королева.

Некоторые женщины про нее злое говорили, завидовали, но чисто бабское. А всей правды и они не знали, а то бы, наверно, вообще с ума сошли от зависти. Когда я в ночь дежурила, я к этой женщине любовника пускала. Она меня в первую же неделю об этом попросила – и так все описывала, что я просто не устояла. Ей с каждым днем все хуже, а за дверью такая воркотня, такие поцелуи, такие стоны… И любовник, человек такой степенный, лет под 50, к нам крался потихоньку, обнимал ее всегда прямо еще без слов. И они так плавно как-то шли к нам в сестринскую. И все время говорили – вот это мне уж никак не понятно.