Не о болезни, не о медицине, все о знакомых, о делах, даже о книгах и театре – вот больше им заняться было нечем! Но потом все тише говорят, тише, уже ничего не слышно, а потом только дыхание свистящее – это она по-другому не могла. А он будто не слышит, что она как в фантастическом боевике инопланетное чудовище шипит и посвистывает.

И вот когда ее не стало, я поняла, что жизнь и любовь просто никак остановить невозможно. Ну, придет смерть – так это так и должно быть. А пока ее нет – есть только жизнь, и как мы ее проживем – только от нас зависит. Один страдает, но ЖИВЕТ полной грудью, а другой скучает, потому что сам себе неинтересен. Вот и получается, как в школе учили: прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы.

И тогда как будто завеса рухнула: я стала жить, словно каждый день будет и первым, и последним. Муж сначала даже пугался, потому что я сразу все хотела захватить, во все влиться, во всем раствориться. А уж постель стала такая – я сама себе удивлялась. Но по-другому уже не могла – все казалось, что вот этот миг улетит – а чем я его наполнила?

Но постепенно и муж вошел во вкус, мы теперь порой посмотрим друг на друга и начинаем хохотать, как будто дети. И наши внуки с нами хохочут, хотя не понимают, чего это на нас нашло.

Работа у меня все та же. И тяжелая она ужасно. Но я уже много лет смотрю на пациентов по-другому. Я думаю: что бы мы ни делали, память остается до самого последнего мига. И только то, чем память наполнена, у нас и остается. И эта наполненность должна до самого конца пополняться самым прекрасным, что только есть, – любовью, самой жизнью, красотой всего, что есть на земле».

«Я хочу написать без всяких выкрутасов о себе и своей жене. Нам по 72 года, мы вместе живем с 18 лет. Вот и считайте!

Мы поженились молодые, веселые, так и жили. Поженились, когда война уже кончилась, впереди были большие стройки, большая жизнь.

Дети родились один за другим, уже выросли, сами завели детей. Мы все живем очень близко друг от друга, все время встречаемся, словом – все хорошо.

Конечно, мы давно на пенсии, оба по инвалидности, потому что работали на вредном производстве. Сначала я сдал, мне еще 50 не было. Лежал в больницах, в санатории меня посылали, потому что время было еще советское. Ездил я один, там были всякие приключения, но я всегда помнил, что жена дома ждет.

Потом, я уже был на пенсии, стало мне так плохо, что думал, совсем умру – денег нет, перестройка накатила, жена по моим стопам пошла – через ВТЭКи всякие. А у меня вдруг жажда жизни проснулась. Я стал заглядываться на ее племянницу, она живет неподалеку. Вроде бы родственница, росла у нас на глазах, а как взгляну – в голове туман, и становлюсь как бешеный.

Долго ходил вокруг да около, но когда жена уехала в деревню к родне на все лето, не выдержал – пришел в гости и все сказал. Племяшка живет одна, не сложилась жизнь, так что стесняться мне было некого, кроме самого себя.

Она чуть в обморок не упала от удивления, потом так вежливо стала объяснять, почему не может мне ответить, а я все это уже сам себе говорил, так что не слушал, а просто смотрел на нее – и все. А она говорит все медленнее, заикается, краснеет, а потом и вовсе замолчала. Она молчит – и я молчу, так молчим, я на нее гляжу, а она в пол. И мы сидим так неподвижно, наверно, полчаса. А потом встали так одновременно и обнялись. Что у меня в душе творилось – не объяснить, а что у нее – до сих пор не знаю.

И пошла у нас любовь. Тайная такая, стыдная, но сильная, сильнее, чем вся наша жизнь, потому что я никак не мог поверить, что это все со мной происходит. Но так было сладко на душе, такая постель жаркая, такая нежность, что, казалось, мы с ней сгорим просто в объятиях друг друга.

Но было это недолго – сами понимаете, лето долго не длится. Мы, в общем-то, с самого начала понимали, что вернется жена – и все кончится, но от этого было только еще стыднее и еще слаще. Потом я привез жену, ей стало гораздо лучше, мы закрутились с ВТЭКом, с докторами и т. д., и я как-то стал отвыкать от того, что было.

Но вот что интересно: я жену словно заново полюбил, как взгляну, так весь дрожу. Сам себе, бывало, смеюсь – на старушку запал, да и сам уже дед, а все туда же. Но и жена приободрилась, как-то помолодела, стала ласковая. Я, грешным делом, даже подумал, что и у нее в деревне кто-то был, но выяснять этого не стал.

Племяшка через полгода вышла замуж. Я, было, подумал, что с горя, после нашего «романа», но на свадьбе посмотрел – она такая счастливая была, так что, наверно, все-таки по любви пошла.

Вот такой был случай, но я его не считаю изменой, потому что от него никому плохо не стало, хотя, конечно, и у меня, и у племянницы были большие переживания. Но в конце концов все так установилось, словно так и было задумано – всем что-то положительное, удачное, кому любовь, кому здоровье. Как Господь задумает, так и бывает, а заранее ничего сказать невозможно».

«Мы вам решили написать вместе, потому что так всю жизнь вместе и прожили. Поженились в 18 лет, а сейчас нам по 71 году. Работали на одном заводе, потом вместе на другой перешли. В отпуск вместе, на дачу – само собой. И в личной жизни были друг для друга первые и никогда не изменяли.

Вот сейчас много всяких статей и книжек, что, как, мол, прекрасно в этом деле разнообразие иметь, все пробовать, с разными жить. А мы росли в такое время, что до всего сами доходили. И, между прочим, дошли.

Вот как только сумеем понять, что очередной сочинитель в какой-то книжке сказать хочет, так сразу и понятно – мы это умеем, делали. Только слов таких не знали, да и не надо это. Это поначалу неясно, чего друг от друга хочется, а потом все, как на конвейере: если так руку положить, жди вот такого ответа, а если вот эдак – то вот такого.

И главное, на личную жизнь (по-современному – секс) ничего не влияет, кроме отношений. Хоть как устанешь, хоть где лежишь с женой, а если в душе все в порядке – все так отлично получается, как ни в кино, ни в передачах. А если настроя нет, если поругались чего-то (всякое бывает!), то так ничего и не хочется, и не можется.

И что интересно – что ни болезней у нас не было, ни абортов у жены. Хоть мы никогда не предохранялись, она два раза беременела, и двое детей у нас. Думаем, это Бог нам давал за нашу любовь и верность.

Вот только когда на роды жена ложилась, и когда я был в больнице – вот мы и расставались на недельку. Правду сказать, было как-то очень тоскливо и ужасно одиноко. Вот, кажется, глаза закроешь, потом откроешь – а жена тут как тут. Хлопаешь ресницами – а ее нет как нет. И жене такое же казалось, и даже в роддоме.

Так вот, из всех этих модных книжек и пособий мы поняли главное: хочешь жить дольше – личная жизнь должна быть частой и насыщенной. И мы друг друга не обижаем. Хотя еще вот лет в 50–55 даже не представляли, что в 70 еще будет хотеться. А хочется! Поэтому творим, что можем, – по возрасту. И довольны. Дети нас в пример ставят, мол, вот как надо выглядеть, а им невдомек, отчего это так. А мы, конечно, не говорим.