не нашли. Может, медведи сожрали, кто ж теперь узнает. Единственное, что найдено в озере – остатки её одежды. Вот и всё.

– Нет, Лукреция, далеко не всё. Вы специально сообщили мне о смерти бабушки только после состоявшихся символических похорон, чтобы я не приехала и во время приезда случайно не узнала о своей доле наследства?

– О какой доле наследства ты толкуешь? Твоя бабка растворила вакцину Боффорта в водах озера вместе со своими косточками. Да, перед суицидом она успела продать за скудные гроши одну дозу вакцины и с этой никчёмной выручки оставила нам немного денег – жалкие тысячи долларов, вместо положенных нам миллиардов.

– Положенных, значит…

– Она решила, что нам больше не нужно, что мы должны зарабатывать сами…

– Или вы могли бы потратить свои деньги с умом, вложить их в выгодное дело и заставить их работать на вас…

Лукрецию понесло – она даже не собиралась слушать Рокки:

– Вот так она на самом деле любила нас всех, свою семью, которая о ней так заботилась! Её потомки могли быть миллиардерами до седьмого колена, но вместо этого остались нищими – она оставила нам сущие объедки!

– Она завещала вам по полторы-две сотни долларов.

– Не каждому! Невесткам, то есть мне и Присцилле, она вообще ничего не оставила – только нашим детям и своим сыновьям! И при этом у нас есть серьёзные основания подозревать, что она отвалила наследство и этой устаревшей версии нормальной жены – Хильде! Даже если ей перепал только огрызок, но почему ей, а не мне?! Я нынешняя жена Джерри и мать её новой внучки! Хильда же больше никто в этой семье!

– Ну, знаешь, Хильда мать Йена и Керри, а это значит, что она навсегда останется частью этой семьи. Что там насчет моей доли наследства-то? От юриста случайно узнала, что оно должно быть приличным: без малого сто пятьдесят тысяч долларов – по пятьдесят тысяч от доли Джерри, Тиффани и Закари. Почему мой дядя, твой муж, не сообщил мне о том, что собирается передать мне пятьдесят тысяч от оставленного ему наследства?

– Потому что мы не собираемся отдавать тебе то, что тебе не принадлежит.

– Оу… А вам, значит, принадлежит.

– Да. Именно принадлежит нам. Мы уже проконсультировались с юристом. Та корявая приписка под завещанием, в котором Мирабелла упомянула твоё имя – она весьма сомнительна. Звучит, как пожелание, а не как официальное заявление, да и почерк странный, может даже не Мирабелла писала – как проверить или доказать? Так вот, приписка к официально заверенному завещанию – ничего не значащий предсмертный чих, понимаешь? Консультирующий нас юрист утверждает, что отдавать или нет тебе какую-то долю – это, скорее, на наше усмотрение, а на наше усмотрение, чтобы ты понимала, эта приписка ничего толкового не значит. Ты можешь, конечно, попытаться отсудить у нас что-то, но вряд ли у тебя что-нибудь из этого выйдет, уж поверь мне.

– Кому-кому, но не тебе достанется моя вера. Впрочем, можешь выдохнуть: плевать я хотела на это наследство. Оставьте его себе, раз оно вам настолько важно и дорого.

Услышанное удивило не только Лукрецию, но и меня.

– Сумасшедшая, как и твоя бабка, – в трубке послышался истеричный смех. – Я бы на твоём месте глаза кому-нибудь выцарапала, но сто пятьдесят штук не упустила бы из своих рук ни за что на свете.

Я зашептала:

– Скажи ей, Рокки… Скажи, что ты приедешь за моими вещами!

Рокки не очень поняла, о чем я говорю, но всё же вставила:

– Лукреция, слышишь? Я приеду за бабушкиными вещами. Возьму кое-что на память.

– Да на здоровье, мы уже всё в её каморке перетрясли: в этом хламе нет ничего полезного, а вакцина там и рядом не валялись – сбрендившая действительно развеяла миллиардное наследие одной семьи и непостижимое наследие целого человечества по ветру. Вернее, по воде, – очередной истерический смешок, – ну ты поняла…

Рокки резко нажала на отмену вызова и, встретившись со мной взглядом, выдала:

– Прости, но слушать дурака опасно для психологического здоровья. – Я замерла, ничего не ответив, пытаясь переварить всё услышанное, пытаясь собрать разбитое стекло обратно в вазу, образ которой уже начал стираться из моей памяти… Рокки, видимо, решила помочь мне выйти из оцепенения: – Слышала: оказывается, не ты о них заботилась всю свою жизнь, а они о тебе. Хорошо устроились, а?

– У меня ничего не осталось для тебя… – Не своим, совсем потерянным голосом, доносящимся словно из недр самого подсознания, пробормотала я. – Денег нет. Вакцины нет – я всё вколола себе…

– И правильно поступила. – От услышанного мой взгляд резко сфокусировался на лице стоящей передо мной девушки. На меня как будто смотрела я сама, только более сильная и по-хорошему “острая” версия.

– Я вынесла тебя за рамки завещания. Вспомнила о тебе запоздало, поэтому завещание было оформлено криво, поэтому они сейчас считают, что имеют не моральное, но юридическое право отобрать у тебя твою долю…

– Ну, могу тебя порадовать парочкой плюсов, – выставив перед собой руку, она начала загибать пальцы. – Первое: ты всё же приписала моё имя к завещанию, а это уже очень многое значит – значит, ты меня всё же не забыла, – да как она может думать, будто я могла забыть её?! – Второе: я не нуждаюсь в подачках, наследствах и в чём-то подобном, то есть бесплатном. Так что всё в полном порядке.

– Ты можешь отсудить у них сто пятьдесят тысяч…

– Не интересует.

– Почему нет?

– Ценю своё время и нервы выше денег. Ещё вопросы? – В ответ я только поджала губы. – Нет? Отлично. Можешь оставаться у меня столько, сколько тебе понадобится…

– Я не могу обеспечить тебе богатую жизнь, так еще и отберу у тебя возможность сдавать комнату?

– Нельзя отобрать то, что отдается добровольно.

– Мне не нужно задаром.

– Что ж, в этом мы, очевидно, похожи. Но и предложить ты мне ничего, кроме своей компании, как я понимаю, не можешь. По-моему, это значит, что ты предлагаешь мне бесценность в обмен всего лишь на крышу. Да, как ты уже должна была догадаться, на данном этапе моей жизни мои финансы поют романсы, из-за чего я и решила сдавать комнату, но ничего, я что-нибудь придумаю, только… – Она замялась. Как может “мяться” лишь интроверт, пытающийся выразить тёплое чувство по отношению к другому человеку. – Оставайся. Если, конечно, желаешь. Комната чистая, есть свежее постельное белье…

От мук выражения искренне-теплых эмоций её спас внезапный дверной звонок. Я осталась стоять на месте с широко распахнутыми глазами, а Рокки, почесав мочко уха