Гамми уже видел такое раньше – постройки «Африки» после землетрясения представляли собой еще более печальное зрелище. Здесь дома, построенные из пластиковых панелей и металлических каркасов, скорее сложились, чем рассыпались на груду осколков, что произошло с кирпичными и бетонными строениями «Исправительного учреждения №123». Да и трясло в этих краях, судя по всему, не так сильно.

– Вот она, – сказал Куцев, показав рукой вперед.

Там, куда показывал инженер, возвышалась ажурная конструкция, высотой метров пятнадцать. С облезших перекладин свисали гроздья проводов. Гамми не знал, что это такое, но эта штука интересовала капитана.

Что, черт возьми, они ищут в этих развалинах? Ведь капитан вел отряд именно сюда, именно эту вышку он и хотел найти.

Ответ не замедлил сообщить сам капитан.

– Точно, она. Ретрансляционная вышка. Но сигнала нет.

Осмотр вышки не оставлял сомнений в причине отсутствия сигнала – паутина проводов свисала с верхних ярусов, некоторые из антенн болтались, а основной кабель, уходящий вверх по опоре, был перерублен. Причем на обрубке, торчавшем из коробки распределителя, ясно виднелись следы топора, оставшиеся от нескольких неудавшихся попыток – тот, кто сделал это, с топором обращаться не умел. Сам топор, окрашенный красной краской, родом с пожарного щита, валялся тут же, метрах в трех от опоры. Все указывало на то, что кто-то намеренно вырубил здесь сеть.

Однако обрубленный кабель был ерундой в сравнении с тем, что располагалось на переплетении ферм ажурной конструкции. Там, на высоте пяти-шести метров над землей, висел туго примотанный оборванными проводами человеческий скелет. Руки мертвеца были раскинуты в стороны, плотно примотанные проводами к металлической перекладине, а ноги, на которых все еще каким-то чудом держались истертые кроссовки, свободно болтались в проеме между двумя Л-образно расходящимися опорами. Словно распятие над входом в церковь.

Что тут у них происходило? Гамми в немом ужасе рассматривал все вокруг, и взгляд начинал ловить все новые и новые детали произошедшей здесь когда-то трагедии: везде – на улицах, среди обломков домов в перевернутом и смятом, словно по нему колотили гигантским молотом, грузовике виднелись тщательно обглоданные падальщиками и выбеленные ветром кости. Человеческие кости, какие-то внутри одежды, по которой угадывался род занятий хозяина при жизни, другие – разбросанные отдельно, некоторые даже частями.

И не все эти люди погибли во время толчков. Только сейчас Гамми заметил, что топор лежал среди таких же останков – последняя работа, доставшаяся пожарному инструменту, судя по всему, состояла в отсечении головы этого бедняги. Острие топора оборвало жизнь человека в момент, когда он пытался дотянуться до опоры вышки ретранслятора. Как раз в том месте, где по ней взбирался наверх кабель. Чего ради им далась эта вышка? Нет, они не спасались бегством, они не искали способ выжить здесь, как делали это обитатели «Африки» под чутким руководством Хоакина Моралеса. Они упорно чего-то хотели от ретранслятора.

Мустафа длинно выругался. Даже в тюрьме Гамми не слышал столь витиеватых выражений. Капитан подошел к скелету с отрубленной топором головой, наклонился над немного откатившимся в сторону черепом и вытащил из затылка гнездо нейросенсорного подключения вместе с установленной в него «балалайкой». Чип был выключен, но в его памяти должны сохраниться последние сорок восемь часов жизни этого несчастного. Хопкинс-Джани выдернул «балалайку» и спрятал ее в свой рюкзак. При этом капитан пробурчал что-то вроде: «Это на него очень похоже». Что Мустафа имел в виду, да и правильно ли понял Гамми бормотание капитана, он не знал.

– Как-то мне здесь не нравится, – сказал тот, вытащил коммуникатор, внимательно сверился с изображением на нем и пошел дальше, к выходу из поселка. Куцев двинулся вместе с ним.

Гамми поправил рюкзак – без толку это, все равно на плечах скоро голые кости останутся – и пошел следом.

– Сеть здесь в любом случае не работает, – сказал капитану Виктор.

Мустафа оглянулся, оценивая, могут ли его услышать остальные. Видимо, решил, что не могут, но Гамми слышал его слова хорошо.

– Может, оно и к лучшему, – сказал капитан и добавил странную фразу: – Отсюда слишком далеко.

Кулак с силой опустился на ни в чем не повинный стол. Мелкий электронный скарб, лежавший на нем, дребезжа, подпрыгнул.

– А я тебе говорил, – заметил Бодуань. – Теперь из-за твоего капитана срывается весь график. Тайконавт ждет, челнок опустился в пустыне несколько часов назад. Сам понимаешь, мировое сообщество ждет наших действий, я не могу откладывать спасательную операцию. Я вынужден доложить ситуацию руководству. И потом – график движения в зону патрулирования…

– Зона патрулирования подождет, – резко бросил Хэ. – Мы здесь не за этим, если ты вдруг забыл.

Они находились в каюте адмирала вдвоем. Если бы кто-нибудь слышал их разговор, то счел бы Хэ человеком пропащим – разговаривать в подобном тоне с адмиралом флота мог только кто-то из высшего генералитета, кто-то стоящий выше самого Бодуаня. А таких было немного. Хэ, простой полковник, после подобного тона должен быть разжалован и отдан под трибунал.

Но услышать слова полковника никто не мог – несмотря на то что Бодуань лично проверял свою каюту на наличие прослушивающих устройств, Хэ удостоверился в этом еще раз сам. «Балалайки» обоих лежали на столе.

– У меня есть приказ, дорогой мой полковник, – парировал адмирал. – Я не могу его нарушить.

– Твой приказ – слова Фа. Я думаю это не нужно напоминать лишний раз.

Бодуань почтительно кивнул. Фа он тоже знал. Именно старик и познакомил их с Хэ. Именно потому, что Хэ был любимчиком Фа, ему позволялось говорить с адмиралом подобным образом.

Тон Хэ не был вызван непочтением, он лишь хотел решить возникшую проблему, решения пока не было, он нервничал, поэтому… Да пошел он, в конце концов, этот Бодуань! Ничего, потерпит ради общего дела.

– Кем ты намерен заменить Шэня?

Хэ бросил исподлобья на адмирала изучающий взгляд. Бодуань не был посвящен во все детали операции. Он не знал, что Шэня заменить некем. Слишком сырым был проект «Лэйгун», слишком мало времени на подготовку. Хэ не испытывал уверенности, что без Шэня обойтись не удастся, но испытывать уверенность – не его ума дело. Уверенность испытывать будет Фа, а полковник выполнит любое его слово.

– Я намерен найти этого наглеца! – прошипел Хэ.

– Если он еще жив, трибунал приговорит его, ты же понимаешь.

Хэ, прищурившись, глянул на адмирала – для чего он ломает комедию?

– Трибунал не для тех, кто работает на товарища Фа, – объяснил он.

– Трибунал для всех одинаков, – возразил Бодуань. – Просто не для всех наказание исполняется сразу.

– У Шэня в любом случае нет иного пути.