освободить разум, и двустишие Дюруа они приводят лишь как пример иного подхода к категориям в рамках новой философии, то есть картезианства. Ты волен создать те категории, которые будут отвечать условиям твоей задачи, твоему образу мира! Вот основная мысль Арно и Николя. В силу этого, можно сказать, что комментарии этого места в «Логике Пор-Рояля» несколько искажены. Однако для того, чтобы сделать это доказательным, мне придется привести соответствующее место из Логики целиком, перекрывая и перевод Лапшина. Поскольку Перевод В.П.Гайдамаки отличается от перевода Лапшина, я думаю, это оправдывает себя. Вот как завершают Арно и Николь разговор о категориях:

«Таковы десять категорий Аристотеля, которым придают столь большое значение, хотя, если сказать правду, они не представляют никакой ценности и не только не помогают развитию способности суждения, что является задачей истинной логики, но и нередко весьма тому мешают – по двум причинам, которые важно указать.

Первая состоит в том, что эти категории рассматривают как нечто коренящееся в разуме и в самой действительности, хотя они совершенно произвольны и основаны только на воображении человека, который был отнюдь не властен предписывать закон другим, ибо каждый вправе распределить объекты мыслей иначе, соответственно своему образу философствования. И действительно, некоторые заключили все, что рассматривается в мире согласно с новой философией, в следующее двустишие (Приведенное выше – А.Ш.).<…>

Вторая причина опасности, связанной с изучением категорий, состоит в том, что оно порождает у людей привычку довольствоваться словами – воображать себе, будто они всё знают, когда им известны лишь произвольные имена вещей, не вызывающие в уме никакой ясной и отчетливой идеи» (Арно, Николь, с.35–36).

Аристотель, как считает наука, не говорил собственно о категориях, это сделали за него ученики. Следовательно, Арно и Николь воюют не с самим Аристотелем, а с тем, как он был прочитан. Тем не менее, вопрос о том, возможно ли выделить какие-то категории, то есть первообразы мира, которые присутствовали бы у любого человека, остается неразрешенным.

С одной стороны, может показаться, что Логика Пор-Рояля решает его отрицательно, называя все подобное лишь воображением. Но при этом мы видим, что это относится к тем категориям, которые предложены. Показывая, что их можно произвольно заменить на любые другие, если так удобно философу, Арно и Николь чуть ниже сами воюют с категориями Р.Луллия, которые кажутся им уж чересчур произвольными.

Если принять за основу их сомнение в воображаемых построениях, то остается лишь произвести КИ-психологическое исследование этого «воображения», как некой культурной среды, накапливавшей представления об образах, обладающих всеобщностью.

1. С КИ-психогической точки зрения, первой ступенью исследования было бы описание исторического развития понятия «категории». Его задача – как бы расчистить задачу от культурных наслоений.

2. Следовательно, вопрос о том, возможно ли среди образов человеческого разума выделить первоосновные, остается. Я обозначу его вторым номером, потому что, прежде чем искать на него ответ в логике или философии, его надо исследовать психологически, с точки зрения природы самого понятия «образа».

3. Третьим же я бы выделил вопрос о взаимоотношении образов разума и действительности, поставленный Арно и Николем. Конечно, категории не могут быть свойственны действительности, пока мы их считаем образами разума. Но что воспринимается разумом из действительности с помощью этих образов? Что обязательно запечатлевает разум любого человека, сталкиваясь с действительностью в виде первообразов?

Как психолог, могу заранее предположить, что эти первообразы являются образами простейших взаимодействий. Взаимодействий с чем – надо расписывать подробнее и в отдельном исследовании.

Завершая разговор об Аристотелевских категориях, я, пожалуй, снова обращусь к Платону и его эйдосам. Сопоставление категорий с эйдосами шло даже внутри схоластики во время многовековых споров об универсалиях. Р. Луллий (1234–1315) попытался вырваться из пут схоластики и создать собственную логику как науку, позволяющую делать открытия. Но и он никуда не ушел от этого вопроса:

«Каждая наука имеет свои начала, и это различие начал побуждает ум стремиться к самым общим принципам, которые могли бы служить ключом к частным. Учение об общих началах составляет предмет универсальной науки» (Владиславлев, Прил., с.102). Учение Луллия об общих началах начиналось с алфавита, в котором перечислялись принципы или самые общие, трактуемые в науках, понятия.

Впоследствии, столкнувшись с тем же вопросом, немецкий философ и формальный логик Христиан Вольф – последователь Лейбница и предшественник Канта – приходит к неожиданному для философа выводу: чтобы разобраться в первоосновах, нужно психологическое исследование. Вот как пишет о нем Владиславлев в разделе «Формальная логика»:

«Можно не соглашаться с Вольфом, что логика должна заимствовать свои принципы из онтологии, но едва ли можно теперь сомневаться, что без психологии она не может обойтись: без психологического анализа представлений – что можно сказать вообще об образовании логического ума?» (Там же, с.147).

Для меня это означает, что необходимо полноценное психологическое исследование понятия «эйдос», которое, как мне кажется, и содержало ответы на поставленные Аристотелем и его последователями вопросы. Я бы хотел посвятить ему отдельную работу.

В качестве рабочего понятия о том, что такое категории, я предложу в заключение определение, данное век назад известным немецким философом П.Наторпом. Наторп далеко не всегда достигает такой ясности и понятности, как в этом определении:

«Известное единство познания дано уже через то, что оно все сплошь построяется из указанных выше немногих, тесно связанных между собой основных факторов. Даже естественному познанию не чуждо уже некоторое сознание этого присущего ему внутреннего единства его основной структуры, как это с особенной ясностью и столь многообразно обнаруживается в строении языков – в классах слов, в их формах и синтаксических отношениях. Эти начала естественного познания нашли себе определенную формулировку в системе категорий Аристотеля. В основу он кладет категорию вещи или с у б с т а н ц и и. Вещи, прежде всего, определяются по своему к а – ч е с т в у. Вещи, обладающие известным качеством, могут быть даны в различном числе (к о л и ч е с т в е). Сравнимость вещей между собой по качеству и количеству обосновывает применимость новой категории о т н о ш е н и я. Далее, каждой вещи, поскольку она представляется как определенно существующая, свойственно понимание ее <…> как данной в определенном месте и моменте времени, в некотором “г д е” и “к о г д а”. Причинное отношение между изменениями различных вещей находит свое выражение в категориях д е й с т в и я и с т р а д а н и я. Для выражения устойчивых состояний в отличие от изменений служат категории