глаза, как ты посмотришь на меня. Наполниться силой от этого. За этим я была здесь.

А теперь мне пора. У тебя сейчас своё дело, у меня — моё…

И снова мы с Сигню идём и спасаем. Но теперь всё и так, как при Норборне и иначе. Конечно и лекарей теперь много, но мало, кто из них всего за полгода научились тому, чему Сигню училась всю жизнь. Но с нами на этот раз Хубава. Всё и проще в чём-то, но и сложнее. Сейчас зима и надо успевать помогать и не простудить страдальцев…

Я смотрел вслед Сигню, уходящей в сопровождении Бояна. Она обнимала Сигурда, она не видела меня. Я не ранен на этот раз, и лечить меня она не придёт… Я впервые пожалел, что никакое оружие, ни кулак противника в этой страшной битве не коснулся меня.

Я пошёл за своим конунгом, верный воевода и друг, глядящий с вожделением на его жену… Будто жар битвы ещё не угас в моей крови.

Много надо сделать, прежде чем повалиться на ночлег. Уже установлен лагерь. Ставят походные бани: палатки с кипящими котлами внутри, пар от которых заполняет палатку внутри и можно выпариться и вымыться не хуже, чем дома в обычной деревянной бане.

Палатки уже стоят, ночь расцвечивают костры. Раненых уже всех унесли к обозу, к лекарским палаткам. После наших, лекари займутся и пленными ранеными.

Мы только смыли кровь и грязь с наших лиц, холодной пока водой, утёрлись жесткими полотенцами.

Идём в лагерь пленных. Все сотни и тысячи встали навстречу Победителям. Сигурд обвёл лагерь взглядом. Мы, шестеро алаев, Гагар, несколько сотников с нами.

— Мы все свеи, — сказал Сигурд. — С этого дня Свея — это одна страна и у неё один конунг, — сказано негромко, но так весомо, что слышат все.

Все слушают.

— Кто не хочет быть свеем, — продолжает Сигурд, — выходите, мы присоединим вас к вашим мёртвым товарищам, — он смотрит на всех, будто ищет, кто выйдет и захочет умереть.

Побеждённые воины молчат. Тогда конунг новой объединённой Свеи говорит:

— Вы все теперь мои бондеры. Ваши города — мои города. Я построю школы и лекарни в них, дороги соединят между собой города и новые форты. Из достойнейших вы изберёте фёрвальтеров (управляющих) себе. Никто не тронул и не тронет ваших жён и детей. Ни ваших домов. Богатство ваших конунгов я пущу на ваше благо. Моя цель не отобрать, а прирастить. И только вы сможете помочь мне сделать благополучными и земли Свеи и её людей. То есть вас самих. Хотите вы этого? Думайте до утра. Кто не захочет, умрёт. Как умрут ваши конунги и их алаи.

Сигурд обводит взглядом стоящих перед ним людей, измождённых проигранной битвой, он не ждёт ответа. Он возвещает свою волю. Он — конунг Свеи.

Но неожиданно мы слышим голос и поворачиваем головы, чтобы увидеть говорящего с Сигурдом, с конунгом Свеи.

— Не надо нам думать до утра, Сигурд Виннарен, — вперёд выходит один из воинов. — Мы бондеры. Нам безразлично, кто правит нами… Но никто из конунгов не говорил с нами и не предлагал помогать себе. Если ты веришь, что бондеры такие же люди как ты и твои алаи, что мы можем помогать тебе в великих твоих делах … — говоривший обернулся по сторонам, это был долговязый рыжеватый мужик, ещё молодой, но уже зрелый, не мальчик. Когда люди знают, чего хотят и зачем им надо то, чего они хотят, становятся смелее: — Считай нас своими бондерами Сигурд Виннарен. Так я говорю, парни?!

И со всех сторон послышались возгласы, вначале отдельные, затем всё более возрастающие в один объединённый клич: «Так!»

— «Так!!!» — завопили несколько тысяч сложивших оружие врагов, ставших теперь бондерами нового конунга. Новой страны. Страны, которую конунг предлагает возводить вместе с ним.

Признаться, в этот момент моё сердце дрогнуло, я не ожидал такого единодушного признания. Особенно после Норборнской ненависти и жажды мстить. Но через мгновение я понял, почему здесь всё было уже иначе. С норборнской битвы прошло полгода, за это время по всему Самманланду и в том же завоёванном Норборне было сделано всё то, о чём говорил только что Сигурд. Земли Свеи видели и знали, что происходит рядом с ними. Сигурд говорил только то, что уже сделал и всерьёз намеревался сделать.

Вот почему эти парни, ещё несколько часов назад бившиеся против нас, бросавшие в нас свои копья и стрелы, рубившиеся с нами на мечах и топорах, сваленных теперь в нашем лагере, вместе со стягами их поверженных конунгов, вот почему они соединились сейчас в этом общем кличе: «Так!». Они верят Сигурду. Новому конунгу. Конунгу Свеи.

Этот отклик сдавшихся в плен воинов, был, и ожидаем и неожиданным для меня. Ясно, что выбора им я не предлагал, жить или умереть, какой тут выбор для того, кто уже сдался? Кто уже проиграл.

Но эти люди делают выбор, выбор в мою пользу. Выбирают меня. Не просто подчиняются моей воле из страха и безысходности. Нет, они идут за мной, потому что верят в меня. В то, что я говорю. В то, что я делаю. Что хочу сделать.

Жесточайшая, из всех мною испытанных, битва оканчивается полной победой и признанием меня своим конунгом… Было от чего радостно забиться гордому сердцу. Пожалуй, я догнал Великого Александра в свои двадцать два…

Я оглядел воинов, переходящих под мою руку. Моя Свея. Теперь вся Свея под моей рукой…

— Так, значит — так, — сказал я. — Топите бани, парни, варите ужин, скоро лекари придут лечить ваших раненых.

— Самых тяжёлых уже забрали в ваш обоз, — сказал кто-то. — Люди надеялись, что Свана Сигню спасёт их. Мы попросили её, не дожидаясь твоего позволения, Сигурд.

Моя Сигню… Гордость переполняет меня, даже враги просят её врачевать их. Впрочем, уже не враги. Уже мои бондеры. Слепнуть нельзя, конечно, как в Норборне от радости, от гордости. И всё же честолюбие моё удовлетворено сверх меры.

Мы выходим из лагеря пленных, после тризны уберут и охрану, когда обозами двинемся назад в Сонборг, они поедут по своим домам, в свои города и деревни, к своим матерям и жёнам.

Первое время наши, сонборгские и брандстанские гарнизоны ещё будут в присоединённых городах. Но со строительством фортов и дорог оставят всё на местных фёрвальтеров.

Но это не сегодня. Сегодня ещё живы двое из троих конунгов, побеждённых йордов. И их алаи, кто не погиб в сече.

И мы