– Я, я. Рад, что узнала. Сколько мы с тобой не виделись: лет сорок иль пятьдесят? А правду людишки говорят, время над красотой не властно, по крайней мере, в твоем случае…– снова рассмеялся гробовщик и, демонстрируя девушке свое превосходство, повернулся к ней спиной.

Враг был коварен. Рука воительницы все еще сжимала топор, но она знала, что не успеет им воспользоваться. Если бы Вилар хотел, то расправился бы с ней так же быстро и просто, как башмак, давящий в лепешку нерасторопного таракана.

– И ради этого ты меня спас? Призови своих детищ, и покончим с глупым спектаклем, – произнесла девушка и бросила на землю топор.

– «Детища», «покончим с этим»…– передразнил ее Вилар, так и стоявший к собеседнице спиной. – Не слишком ли пафосно? Хотя, впрочем, чего еще можно ожидать от воспитанницы Лотара. Ты, поди, и о чести воина еще заботишься. А тебе твой хозяин случайно не говорил, что гулять без доспехов поблизости от замка небезопасно?

– Он мне не хозяин, – уверенно произнесла гордая воительница.

– Ах да, совсем забыл, – лукаво улыбнулся гробовщик. – В ваших рядах царят ханжество и ложь. Это у нас все просто, а вы, двуличные снобы, не привыкли называть вещи своими именами. Конечно, конечно, у вас нет хозяев, только старшие братья, воля которых закон…Перед кем ты пылкие речи ведешь и шикарную грудь колесом выпячиваешь? Тебя природа сиим богатством не для того одарила…

– Решил поиздеваться, а потом отправить на корм тварям?!

– Да брось ты, это без надобности. Вы и так все вскоре умрете, если, конечно, не одумаетесь…

– Одуматься…Ты о чем это?

– Ступай в деревню, – Вилар вдруг повернулся лицом и пронзил Олу взглядом мудрого хищника, знавшего, что добыча от него никуда не уйдет, но не желавшего бегать за ней понапрасну. – Возьми коня и скачи в замок. Передай Лотару, что в течение суток я готов милостиво принять его капитуляцию, свободу не обещаю, слишком жирно, но жизнь всем сдавшимся сохраню.

– А губа не треснет? – Оле вдруг стало очень смешно, и ее лицо озарила пленительная улыбка. – Решил полчища этих уродов на замок послать. Ты действительно уверен, что это тебе поможет, или издеваешься?

– Зря ты так, – покачал головою монах, постепенно начиная растворяться в воздухе. – Мои малютки против людишек да нувисов ваших предназначены, а с рыцарями Братства…кое-кто другой сражаться будет…

Гробовщик исчез, а вместе с ним пропала и улыбка с лица девушки. Мерзавец хотел использовать ее в качестве посыльной, поэтому и сохранил жизнь. Это было обидно, но, с другой стороны, его совету все равно стоило последовать и передать графу Лотару послание заклятого врага.

* * *

Деревня Гажерье, конечно, не производила впечатления благополучного местечка, но вымершей ее тоже было не назвать, поскольку кое-где все-таки теплилась жизнь. Земля вокруг покинутых, а зачастую и сожженных крестьянских домишек была точно такой, как в поле: омерзительная жижа, в которой порой что-то булькало и урчало, чередовалась с совершенно обезвоженными участками. Шак слез с лошади, нагнулся и, засунув руку в довольно широкую расщелину, оторвал кусок земли. Это ему удалось с трудом: ссохшаяся поверхность превратилась в твердый монолит. Однако, едва часть когда-то плодородной почвы оказалась в руке, она мгновенно рассыпалась в пыль.

– Так я и думал, – покачав головой, проворчал Шак и снова вернулся в седло.

Переодетый рыцарем бродяга не удосужился объяснить компаньону, что же он, собственно, думал, наверное, потому, что чувствовал, лекарю было не по себе и его юную голову не интересовали подробности. В деревне сеял смерть мор, и хоть парень и был эскулапом, но сюда он прибыл не для того, чтобы лечить. К тому же знаний полевого хирурга было явно недостаточно, чтобы одолеть охватившую окрестность заразу.

Даже уцелевшие дома на окраине были пусты. Не было слышно ни пения птиц, ни столь типичных для любой деревни звуков: блеяния, лая, мычания. Если в Гажерье и уцелела какая-то живность, в чем Шак весьма сомневался, то она попряталась со страху, забилась в дальние углы и не подавала голосов. Проехав минут пять, путники так и не встретили ни души, но зато неожиданно натолкнулись на довольно высокий, хоть и косо поставленный частокол. Обычно, если местность небезопасна, то подобные укрепления возводятся жителями вокруг деревни, а не в ее центре, однако, зная, от какой беды пытались отгородить себя выжившие, удивляться не приходилось. Эпидемия, тем более новая, еще ни разу не посещавшая эти края, распространялась постепенно. Пока крестьяне поняли, что к чему, они уже лишились половины односельчан и почти всего скота. Засев за толстыми деревянными стенами, живые надеялись спастись и, конечно же, обнесли частоколом лишь еще не испорченную заразой местность. К тому же, как ни странно это могло показаться, в Гажерье порою жаловали непрошеные гости. Местами бревна укрепления были обуглены, а местами – выдолблены в щепу. Пораженные места древесины походили на результат упорной работы неуклюжего, косоглазого дровосека, который рубил дерево, но каждый раз попадал топором не в прорубленную колею, а в новое место. На бревнах возле трижды-четырежды снесенных, но потом восстановленных ворот виднелись разноцветные пятна: темно– зеленые подтеки засохшей, не добравшейся до земли слизи, и красные – брызги крови защитников.

За подъехавшей к воротам парочкой всадников пристально наблюдали пять пар глаз стоявших на стенах арбалетчиков. Стоит ли говорить, куда было нацелено грозное оружие и какой был бы первый вопрос, как только на стене появился бы командир стрелков. Однако Шака поразило не присутствие в деревне солдат, а их одежды: плотные кольчуги, а поверх них бело-голубые плащи миссионерского корпуса Индорианской Церкви.

Антурий Четвертый, нынешний король, да и все его венценосные предки были сторонниками учения Единой Церкви, самой распространенной из всех религий на Континенте. Оплотом веры Индориан была лишь далекая от этих мест Филания. Оба путника весьма удивились, увидев плащи миссионеров-филанийцев, но знали ответ на вопрос «почему?». Индорианцев привлекали неизведанные земли правобережья Удмиры. Единая Церковь, незаинтересованная в освоении диких земель, милостиво разрешила отправить в дальний путь чужое святое воинство, хоть и странно трактующее некоторые фрагменты святого писания, но все же верующее в того же бога. Очутившись во владениях графа Лотара, небольшой отряд воинствующего духовенства остался, чтобы помочь ему в борьбе с колдуном и насланным им мором, остальные силы корпуса отправились на правый берег, и судьба их была пока неизвестна.

Шак не стал испытывать терпение стрелков, напряженно ждущих появления командира. Он распахнул плащ и продемонстрировал взорам солдат рыцарское одеяние. Ворота не открылись, но зато арбалетчики опустили оружие. Примерно минут через пять изнурительного ожидания между остриями кольев появился могучий торс закованного в доспехи рыцаря и обросшая патлами грязных волос голова, жующая то ли хлеб, то ли иную снедь. На лбу командира красовалась посеревшая повязка с большим, впитавшимся в ткань пятном засохшей крови.