Но за долю секунды до этого из-за береговой линии вылетел еще один мешок и точно влетел в амбразуру ДОТа.

Второй вулкан выбросил из бетонного жерла огненный фонтан, но Виктор смотрел не на него, а на командира группы. Лицо Меченого окаменело, из прокушенной нижней губы вниз по подбородку стекла капля алой крови.

– Суки… Выдру… – расслышал Виктор. А потом по ушам резанул нечеловеческий вопль:

– Вперед, сталкеррры! За дррруга нашего! Вперрред!!!

Обломки ДОТа, взлетевшие к небу Зоны, еще падали вниз, а группа Меченого уже бежала к мосту, стреляя на ходу. Позади сталкеров, трусливо поскуливая и припадая от ужаса на все четыре ноги, семенил Скуби-Ду.

«Страшно, но все равно бежит, молодец какой, – подумал Виктор – и удивился сам себе. «Надо же, об электронной собаке думаю как о живой…»

Не ожидавшие такого напора оставшиеся «монументовцы» отступали, вяло отстреливаясь.

Пробежав по покрытию моста несколько метров, Виктор почувствовал, как внезапно его левый бок словно проткнули каленым железом.

«Вот черт, зацепило», – словно мимоходом пронеслась в голове мысль. Пронеслась – и пропала, вытесненная горячкой боя. Старый как мир закон битвы как никогда справедлив в любом бою – всё, что нас не убивает, делает сильнее и яростнее. Поэтому если ты не умер, а только легко ранен, и если ты настоящий мужчина, то никакая боль не остановит тебя…

Обычный мост, каких тысячи, сотни тысяч по всей земле. Необычны лишь ярко-оранжевые пятна на перилах, и красная лужица, натекшая из стальной перчатки с искореженными остатками приводов, валяющейся возле этих перил. Пятна на перилах – это радиоактивный мох, дополнительно мутировавший еще и под воздействием излучения таинственных выбросов. А кисть руки, запакованная в помятый металл – это всё, что осталось после взрыва от члена группировки «Монумент», тоже когда-то бывшего человеком. Нормальный интерьер для Зоны – порождения человеческого разума, в котором постоянно идет война. За что? Да кто ж его знает за что. За артефакты, за сферы влияния, за место под свинцовым небом, за придуманные идеалы. Людям свойственно создавать себе искусственные зоны, в которых они потом расплачиваются жизнями за свои придумки. Чаще чужими жизнями. Намного чаще…

Пробегая по мосту, Виктор глянул направо – может, Выдра где лежит у воды? Но на береговом склоне никого не было, лишь скрючившиеся лысые стволы изуродованных деревьев из последних сил цеплялись корнями за сухую, сыпучую землю…

Фанатики укрылись за бетонными надолбами, установленными вдоль дороги, продолжая стрелять. Группа Меченого, миновав мост, залегла за дымящимися руинами правого ДОТа.

– Черт, к Саркофагу не пройти, – скрипнул зубами Меченый. – Дорогу перекрыли, гады, и сейчас с минуты на минуту новое подкрепление подойдет.

– Поверху к Саркофагу и не надо идти, – отдуваясь после пробежки, произнес Следопыт. – Давайте слева в обход, я покажу.

– А что там? – спросил Призрак.

– Заброшенный тоннель, прорытый под Третьим энергоблоком ликвидаторами последствий аварии на ЧАЭС и ведущий внутрь Саркофага, – ответил Следопыт. – Я знаю, где вход.

– Рванули, – коротко бросил Меченый. – Показывай дорогу.

Такого маневра «монументовцы» не ожидали. Вместо того, чтобы прорываться через их заслон на дороге, мы резко ушли в сторону и просто обогнули их засаду пологим берегом канала пруда-охладителя. В мертвой зоне нас было не достать. Конечно, они пальнули несколько раз из гранатометов, пытаясь накрыть нас навесным огнем, но результатом данного маневра были лишь высокие столбы брызг в пруду да огромный сом, выброшенный на берег подводным взрывом.

В своем экзоскелете Sarcos последнего поколения Следопыт бегал довольно шустро и почти не отставал от основной группы, потому у нас было некоторое преимущество в скорости перед противником, на котором в этот раз оказалась броня попроще. К тому же «монументовцы» явно опасались какой-нибудь новой каверзы с нашей стороны и в немедленную погоню не бросились, исходя, наверно, из того, что куда эти камикадзе денутся с оцепленной территории? Ведь гораздо безопаснее прочесать её превосходящими силами, нежели преследовать небольшим отрядом, оставшимся от усиленной охраны моста.

Такая логика была нам только на руку. Тем более что Клык и Японец были ранены и хотя и не подавали вида, но держались из последних сил. Японца мы перебинтовали чуть ли не на бегу, и теперь оставалось немногое – последний рывок до тоннеля, о котором говорил Следопыт.

На пути нам попался лишь сытый «веселый призрак», лениво покачивающийся над растерзанной тушей квазимяса. А рядом с ним мерцало в траве «Тёщино колье» с необычайно крупными ярко-красными «жемчужинами», нанизанными на огненную нить. Я на бегу подхватил его и протянул Японцу. Но тот мотнул головой, мол, не надо. Ну, не надо так не надо. Может, его джепены каким-то своим методам излечения обучили, более действенным, чем старый проверенный артефакт, да еще такой величины. Клык от моего предложения тоже отказался.

– У меня уже налеплена панацея, – бросил он, сплевывая на землю комок густой слюны. – С «Колье» оно только хуже будет, эти артефакты, когда рядом, радиацию взаимно потенциируют. Можно прям на месте «смерть под лучом» получить.

Подивившись таким знаниям, я сунул добытый артефакт в пустой контейнер рядом с «Чистым небом», который уже давненько не подавал признаков жизни. В последнее время он стал очень быстро терять энергию. Это наводило меня на мысль, что артефакты, вырванные из привычной среды обитания, тоже имеют свой определенный срок жизни, после которого медленно угасают, как люди, волей судьбы оказавшиеся оторванными от семьи и родины.

– Туда! Быстрее, пока «монументовцы» не очухались.

Следопыт ткнул бронированным пальцем в сторону огромного серого здания, над крышей которого возвышалась знаменитая, известная всему миру девятиметровая в диаметре вентиляционная труба, словно полосатая рукоять гигантского кинжала всаженная в крышу так называемого 7001-го помещения Чернобыльской АЭС.

Через пять минут сумасшедшего бега мы были на месте. Следопыт изо всех сил долбанул бронированным сапогом в металлическую дверь, прикрывавшую вход в здание Третьего энергоблока.

Экзоскелет Sarcos оказался устройством более чем мощным – от удара проржавевшая дверь словно картонная смялась в середине и, слетев с петель, с грохотом упала внутрь. Мы вбежали внутрь с оружием наперевес…

Но стрелять было не в кого.

В огромном зале было пусто, словно в гробу. Ржавые механизмы и приборы непонятного предназначения, стоящие вдоль стен, густо поросли красным мхом, и сейчас уже вряд ли кто скажет, для чего и кому они служили четверть века назад. Весь этот склеп тускло освещали лампочки под потолком, горящие слабым, но ровным светом. Жуткая особенность Зоны, встречающаяся здесь повсеместно. И каждый раз, когда видишь такую лампочку или простреленный в нескольких местах радиоприемник, вещающий голосом умершего диктора о событиях давних и страшных, начинаешь понимать, что неспроста кто-то, дрожа от ужаса и медленно сходя с ума, стрелял в безобидный аппарат, а тот всё равно говорил, говорил, говорил…