Ничего не изменилось. Кучи мусора, когда-то бывшего высокоточным оборудованием Четвертого энергоблока ЧАЭС, огромный фосфоресцирующий «ведьмин студень», отбрасывающий лазурные блики на откинутые крышки автоклавов и засохшие гнилостные пятна от разложившихся статуй, на которых буйно разросся вездесущий красный мох…

Лишь Монумент – или Машина Желаний, к которой так рвались все сталкеры Зоны – мерцал слабым грязно-голубым светом. Сейчас он был похож не на огромный сверкающий кристалл, а на большой кусок оплавившейся пластмассы, внутри которого кто-то поместил слабенькую ультрафиолетовую лампу.

А позади Монумента воздух дрожал и клубился багрово-красным. Это инфернальное марево было почти осязаемым – и в то же время потусторонним, нереальным, словно принадлежало оно не этому миру, а было отблеском средневекового ада, наконец-то получившего возможность прорваться сюда сквозь толщу веков и забвения. И казалось, что достаточно булавочного укола в центр легендарного Сердца Зоны, чтобы сквозь разрыв в Монументе хлынул водопад горячего и неистового пламени, сметающего на своем пути всё живое.

Монумент доживал последние минуты перед Последним выбросом, который вот-вот готов был сорвать последнюю преграду на своем пути. Так вот зачем позвала меня Зона там, в доме Болотника. «К центру Зоны» – сказала она моими губами, и вот я здесь, чтобы вернуть Монументу его сердце…

Я отвернул крышку контейнера и достал «Чистое небо».

Артефакт тоже выглядел не лучшим образом. Внутри его поверхности, тусклой, словно перегоревшая матовая лампочка, едва заметно мерцала синеватая точка.

Я шагнул вперед и осторожно, боясь неловким движением затушить этот слабый огонек, вложил артефакт в центр Монумента.

На пару мгновений моя рука погрузилась в вязкую, прохладную субстанцию. Когда же я извлек ее наружу, артефакта на ладони уже не было, а вокруг моих пальцев еще долю секунды мерцал слабый синеватый ореол.

…Монумент оживал на глазах. Мерцающая точка, зажегшаяся в его центре, становилась все ярче. От неё по поверхности кристалла пошли упругие волны, благодаря которым темная окалина, покрывавшая Сердце Зоны, моментально осыпалась, словно зола с огромного куска угля, пламенеющего огнем небесного цвета.

Марево позади Монумента возмущенно пульсировало, из последних сил пытаясь прорвать неожиданно окрепший заслон – но это уже было ему не под силу. Прошла минута, другая – и огромный кристалл засиял, как в тот день, когда я увидел его впервые. По его зеркальной поверхности побежали смутные силуэты, постепенно складываясь в устойчивую картинку – и я понял, что Монумент хочет что-то сказать мне.

И только мне…

Я увидел темный зал, слабо освещенный колеблющимся светом факелов. На странном столе, напоминающем крест, лежал человек. Лицо распятого тонуло в тени, но я был уверен, что знаю его очень хорошо. Над ним склонилась уродливая мохнатая фигура, занося сверкающий меч, кончик которого был обагрен свежей кровью.

Человек на столе рванулся навстречу мечу. Он хотел умереть, он звал смерть, как зовут долгожданного спасителя обреченные на гибель.

Но ему было рано умирать. Я откуда-то знал – этому человеку предстоит еще многое совершить. Очень многое – если, конечно, я сейчас сделаю то, что должен.

СВД оказалась у меня в руках раньше, чем мои спутники сообразили, что я собираюсь сделать. Я вскинул винтовку и выстрелил почти не целясь – я знал, что не промахнусь…

Издалека, словно с другого конца мироздания до моих ушей донесся тихий стон, полный предсмертной муки. Зеркальная гладь Монумента подернулась рябью, словно поверхность пруда, потревоженная брошенным камнем. Картинка пропала, но я точно знал, что моя пуля достигла цели[10].

– Ты чего делаешь? – закричал Меченый.

– Да так, другу немного помог, – сказал я, забрасывая СВД за спину.

– Думаю, помог радикально, – заметил Меченый, переводя дух. – Стрелок, блин… Ну, ладно, поскольку все целы, самое время загадывать желания.

Желание у меня было только одно, но я лишь подумал о нем, не рискуя высказать вслух сокровенное. Говорят, Машина Желаний наказывает тех, кто просит слишком много, и я просто не имел права рисковать жизнью любимой девушки.

– Японец, ты как, загадывать будешь что? – поинтересовался Меченый.

Японец медленно покачал головой.

– Моё желание ждет меня на Большой земле, – произнес он. – И большего мне не надо. Сам загадывай, если хочешь.

– Ну уж нет, – проворчал сталкер. – С меня прошлого раза хватило…

Внезапно из того места, куда попала моя пуля, вырвался ярко-синий луч и ударил меня в живот.

Я поймал удар на вдохе, чувствуя, как холодный синий клинок пронзает мою кожу, внутренности, позвоночник…

Ощущение было жутким и странным. Я растворялся в этом луче, в Монументе. Перед моими глазами проносились видения, реальные настолько, что невозможно было ни на секунду усомниться в их подлинности… С высоты птичьего полета я видел мертвые города, поглощенные Зоной, по запущенным улицам которых осторожно двигались отряды вооруженных людей… Подо мной расстилались бескрайние поля серой травы и громадные леса с деревьями, обезображенными смертоносным излучением…

А еще я видел, как над далеким горизонтом вырастает столб света, похожий на атомный гриб, и как этот потусторонний свет гигантского выброса накрывает целый материк огненно-красным плащом. И как над землей, опустошенной ужасным явлением природы, от края до края встает жуткая багрово-красная радуга, похожая на изогнутый меч, обагренный свежей кровью…

Всё это длилось секунду – а может, и вечность. Во всяком случае, когда я открыл глаза, то обнаружил себя живым, но стоящим на коленях и опирающимся одной рукой в пол для того, чтобы не завалиться на бок. Другая рука с силой сжимала контейнер на поясе, из-под неплотно закрытой крышки которого струился чистый лазурный свет.

– Слышь, Снайпер, ты живой? – раздался у меня над ухом обеспокоенный голос Меченого.

– Похоже на то, – с усилием проговорил я. Во рту было сухо, словно я и вправду побывал в пустыне, выжженной глобальным выбросом.

– Уффф, – облегченно выдохнул Меченый. – Ну и зрелище было! Тебя лучом насквозь пробило, а потом ты на колени – бац! И головой мотаешь. А в глазах зрачков нет, и белки синие-синие. Но потом вроде очухался. Кстати, у тебя контейнер с «Тёщиным колье» как-то не так светится, ты в курсе?

Я с усилием поднялся с коленей. Ноги еще мелко дрожали, но это для нашего брата не фатально, переживем, бывало и хуже. В голове – на редкость ясной, словно я спал неделю, а то и больше – промелькнула первая мысль: «Не может «Тёщино колье» давать излучение такого цвета и интенсивности».