– Понятно. То есть, если бы Алеф или кто-то из его людей опознал Аскера, ему бы ничто не грозило, так?

– Абсолютно. Уж как-нибудь Аскер сумел бы убедить товарищей по партии, что или прикрывает сделку, или представляет другого покупателя – из того же муравейника. Правда – ревность…

Мне сразу вспомнился Эжен… Ревность? Кого и к кому?

Бобров прочел на моем лице вопрос, усмехнулся:

– Алеф, невзирая на высокое занимаемое положение и прочее, всего добился своим горбом, своей кровью… Вернее – чужой. Ее он проливал не ручьями даже – реками: и в Израиле, и в Испании, и в Афганистане, и у нас на юге… А Аскер… Его предки – родоначальники и основатели и нескольких держав, мистико-религиозного ордена и даже целого религиозно-философского течения, не забытого на Востоке и теперь и органично соседствующего во многих странах с исламом… Если по-западному объяснить, он для них – как один из клана хранителей Грааля… – Генерал вздохнул. – Алеф ревновал. И завидовал.

– И оттого открыл охоту? Выбрав целью меня?!

– Ты этим разочарован?

– Именно то слово. Разочарован.

– Алеф мог сколько угодно маяться завистью, но вряд ли бы что предпринял… Аскер сжился с ролью, был в большом авторитете… Просто… Случилось непредвиденное обстоятельство, впрочем, как всегда в нашей профессии… Вернее, череда непредвиденных обстоятельств…

– А именно?

– Во-первых, Аскера прямо на въезде в Бактрию – а приехал он с шиком, на «порше», – опознал один товарищ из Курдистана… Типа – беженец, их тут много зависает, чтобы потом тихохонько в Европу перетечь… Так вот: в те далекие времена, если помнишь, курдов мы особо привечали, их национально-освободительное движение против турецкого ига поддерживали и субсидировали… И Аскер на заре юности проходил стажировку как раз в курдском лагере, на территории Ирака, заодно подтягивая языки и перенимая обычаи… Кстати, именно там Аскер узнал – какая он, оказывается, важная птица, в смысле происхождения… И указал в отчете.

Так вот: в курдском лагере Аскер был обычным советским военспецом по диверсионной подготовке. Курды были почти свои, информации через них текло море… Потом курд тот незадачливый – делать-то ничего не умел, только воевать, – успел пострелять и в Афгане, и в Чечне… И теперь, увидев Аскера, подъехавшего эдаким фертом, подойти постеснялся, но сотрапезнику своему и выложил: видишь, как бывшие чекисты теперь заматерели… Дескать, из простых лягушек выдвинулся…

А сотрапезником того курда был некий Мустафа Азалиф, здешний представитель гуманитарной миссии «Исламское единение». Правда, оформлен он в Бактрии наверняка туристом долгосрочным… И Аскера он по той южной стране запомнил – был он и у них в офисе мельком… Короче, этот Мустафа порасспросил курда подробнее и с пристрастием, воспылал гневом и решил самолично и самочинно лазутчика Аскера пригасить. Нет, не по правилам, конечно, ему бы доложить сперва… Но он решил стать героем… Да и – брат у него младшенький всего полгода как сложил буйну голову на границе Ингушетии… А старшего, по слухам, умучили в застенках пророссийского чеченского режима…

Дом Мустафа отследил, местную братву, из средних, зарядил авансом, три дня готовился…

– Это ты когда успел выяснить, Сергей Сергеевич?

– Это не я, это сам Аскер супротивников срисовал… А Мустафа, как уже все смазано было, отправил Алефу невнятный мейл: дескать, разоблачил он шпиона, вредителя и диверсанта в рядах «Исламского единения» и принял решение сего недотепу отправить к праотцам. И совсем коряво, вроде постскриптумом, сообщил: дескать, это небезызвестный вам Аскер.

Сообщение мы, понятное дело, перехватили и расшифровали, но вот только что… А Алеф тем временим уже на пути в Бактрию был… И это все – первая несвязуха.

– Есть еще?

– А как же. Целых две. Ты и Дэвид Дэниэлс. С кого начать?

– С меня.

– Ответ неверный. Начнем мы с Дэниэлса: он объявился раньше. И поселился в том же доме. Вроде бы просто случай: самый богатый и престижный дом на набережной. А вот интерес – сиречь легенда, стопроцентно совпал с легендой Аскера. Аскер мимолетно Дэниэлса сфотографировал, выяснилось: да, он бывал в Бактрии четырнадцать лет назад, с женой, и занимался удочерением той самой Ани… Скорее следуя правилам, чем что-то особенное подозревая, прогнали фото папы через компьютер… И вот тогда напряглись основательно! Очень капитально! Ты даже не представляешь себе как!

– Все-таки оружие и наемники?.. Или?..

– Или. Такое «или», что и в плохом сне при таких раскладах присниться может раз в пятилетку. Перед съездом партии. – Бобров оскалился в улыбке, и тут стало особенно заметно, как он постарел… И зубы все сплошь фарфоровые, без единого пятнышка… – Дэвид Фитцджеральд Дэниэлс до выхода в отставку являлся руководителем подразделения в МИ-8. В чине полковника. Тебе напомнить, что это такое, или не стоит?

– Не стоит.

МИ-8. Служба технической разведки и контрразведки. Одна из самых засекреченных и совершенных в Соединенном Королевстве. В ведении этой службы находятся в Великобритании, доминионах и, в определенной степени, странах Содружества все научно-исследовательские проекты, касающиеся… Много чего касающиеся.

Собственно, то, что об этом не знала ни Аня, ни Мэри, – в порядке вещей. Работа такая.

– Что он указал в анкете по удочерению?

– Чистую правду: агент. По оптовым продажам. Представляешь, какая головная боль упала на всех нас, когда мы все это выяснили?

– Подожди, генерал. Вся каша заварилась, когда… безвременно умер член?..

– Это юмор?

– Это быль. Я имею в виду сенатора.

– Да.

– Тогда – не понимаю. Предположим, некто овладел методикой – путем тех или иных воздействий на психику отправлять на тот свет людей и даже целые группы… Почему бы ему не связаться с заинтересованной стороной по налаженным каналам и… – Я запнулся на полуслове. Спросил быстро: – Работает непрофессионал?

– Именно. Дилетант.

– И сенатора он завалил ради паблисити, так, кажется, это теперь называют?

– Угу. Промоушен. И запустил запись в Интернет. Запись гибели сенатора.

– «…А человек без рези в животе, без тошноты, без боли умирает…»

– Да. Все, кто профессионально занимается смертью, обратили внимание. Навели справки. И – назначили, я полагаю, цену.

– Дилетанты непредсказуемы и опасны.

– Если отметить, как он пачками «валил» – из лабораторного или иного интереса живых людей… О, это почерк настоящего профессионала. Но – в науке… как они это называют?

– «В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот сможет достигнуть ее сияющих вершин, кто упорно, не страшась усталости, будет карабкаться по ее каменистым склонам…»