– Хорошо. Я тебе объясню. Неделю назад в ваших краях наш сенатор… помрэ.

– Слышал. И слышал, что ничего криминального. Сердце, кажется.

– С ним на пустынном бережку некая Миранда Радзиховская обреталась. Ворожея и ведунья. И – тоже сердце…

– Бывает. Поди, полюбовница его? Сенатора вашего? Вот они и отъехали к морю, отдохнуть, так сказать, на лонах природы… И сил не рассчитали. Французы называют это – «сладкая смерть».

– Не паясничай, Гнат. Ты фото этой Радзиховской видел?

– Да я ее и вживе здесь встречал.

– И что скажешь?

Александр Петрович только вздохнул:

– А что тут скажешь? И бабы бывают некрасивые, и водки – мало, сколько ни выпей. Может, она душою была светла?

– Че-го?

– Это я к тому, что о покойных или хорошо, или…

– Работа у нас такая – о покойных всяко.

– А я вот что подумал, Сергей Сергеевич… Ну да, числилась она у нас здесь натурально ведьмой, даже налоги платила… Да и вообще, убогая она… В дурдоме не раз лежала по причине шизофрении и всякого бреда… В перерывах – там же и работала санитаркой… За детьми присматривала… А потом – вишь, заматерела да забогатела: шиза ее талантом оказалась… Да и у ведьм, у них как? Ходит эдакая хромоногая с клюкой, а как на шабаш – такой красавицей обернется, что не то что сенатор – особа духовного звания и то – не устоит.

– Хватит ерунду молоть. Некогда ты был сдержанным и толковым офицером, Гнатюк.

– Не нужно меня строить, Бобров. Что было, то быльем поросло. Да, когда-то ты начальствовал, а теперь – сам я себе голова, и чин у нас тот же… А вот державы – разные. Так что будь любезен уважать.

– Буду. Только это ты тесто с тараканами мешаешь и убедить меня хочешь, что это – чистый изюм… Сцена смерти сенатора вывешена в Интернете в свободном доступе!

– Ну не сама сцена, а… Чем они там занимались, как в ложбинку сошли?

– Ты и сам лучше меня знаешь, что ничем. Сели рядком и – померли.

– Точно – ведьма.

– Как ты правильно сказал, державы у нас разные, и, когда моему президенту доложили, что человек его ближнего круга умер странной смертью на вашем побережье и кончину его по Интернету транслируют, знаешь, что он мне сказал? Он у нас сдержанный, говорит ясно, задачи ставит четко, но… мне мало не показалось.

– Это твои проблемы, генерал Бобров. А у меня… у меня только вопросы. Как-никак, безопасность государственную охраняю.

– Слушаю.

– В подобных случаях согласовывают вопросы через генеральные прокуратуры, высылают следственную группу и работают с нашими рука об руку. Случай экстраординарный, согласен, тем более необходимо, чтобы все по закону.

– Ты же знаешь, группа создана и работает.

– Тогда зачем приехал ты, генерал? Ты ведь в управлении нелегальной разведки работаешь! И – аналитика своего выслал наперед…

– Дронов давно – птица вольная и здесь чистым случаем! Для меня его появление еще больший сюрприз, чем…

– А может, он на третью страну подрабатывает?

– Угу. На месопотамскую дефензиву, – не удержался я. – Они там в Евфрате длинноусого пескаря вылавливают, а консервировать не обучены. Тухнет рыбешка тоннами. А бактрийский завод консервацией килек в собственном соку безупречно владел… Технологию выкраду, получу в качестве гонорара гарем на восемнадцать персон и – сдам в аренду. На серебре есть буду, на золоте пить!

Гнат хмыкнул, сказал Боброву:

– Ты ему больше не наливай.

– А ты его не дергай. Не то он философствовать станет насчет генералитета вообще… Я его вовремя остановил, а то бы он на личности перешел… Должность покойного сенатора тебе известна?

– Возглавлял Комитет Совета Федерации по особым технологиям.

– Вот. Документы при нем были. На лазерном диске. И возможно, в ноутбуке. Секретные. Пропали.

– Ничего там не было. Ни диска, ни «бука», ни клочка бумажного. И люди Свиридова, и мои весь берег по сантиметру обшарили – под видеозапись и протокол… Чтобы вы потом претензии не выставляли.

– И много было людей?

– Достаточно.

– И за каждого ты поручиться можешь, что он ни сном, ни духом, ни помышлением… Вы ведь в НАТО намылились, как вшивые в баню…

– Я попросил бы…

– Да перестань! А что, если какой твой человечек дискету припрятал и «нашим вероятным друзьям» запродать готовится?

– Если такой он шпион, так уже – запродал.

– А поторговаться?

– То есть вы ищете пропавшие секретные материалы…

– А ты думал – от дохлого осла уши?

– Я много чего думал. Вопросов накопилось. И смертей. Не ко времени.

– Смерть всегда не ко времени, – отозвался Сергей Сергеевич.

А я добавил грустно:

– Как музыка, любовь и покаяние.

– Любовь и покаяние оставим на потом, а вот о музыке… – сказал Бобров.

Гнатюк вскинулся разом:

– При чем тут музыка?

– Порой она делает мир прозрачным, как осенний день… И таким же призрачным. С каким расстаться – легче легкого, – грустно сказал я.

– Свои поэтические сентенции, Дрон, можешь оставить для доктора Розенкранца – он большой любитель пофилософствовать умно, непонятно, но непременно – красиво. Давайте от красивостей к делу.

– Слушай, Гнатюк, я тебя не звал! – вспылил Бобров.

– Это я тебя не звал, генерал Бобров! Ни тебя, ни твоих людей с «пушками», что сейчас в омоновском автобусе отдыхают! Понимаю, отмажутся: пистолетики на бережку накопали, хотели сдать, да отделение милиции не нашли… Заплутали. А паспортины, поди, дипломатные… Так вот, генерал: или мы разговариваем по существу, или ты со своими людьми отлетишь отсюда белым лебедем, и не в двадцать четыре, в четыре часа! Как persona non grata!

– Существо дела я тебе изложил.

– А хочешь, я изложу?

– Валяй.

– Сначала умирают «естественной» смертью двенадцать российских криминальных авторитетов. Потом – ичкерийские борцы за независимость вены себе вскрывают. Потом несколько бандитов рангом пожиже в море топятся ясным днем – вместе с машиной. Помощник мой следственную бригаду СГБ отряжает, матерьялец собирает и – что… На совещании на конспиративной квартире – все застрелены. И самое противное – подумали бы мы, что злой киллер их порешил, так нет – запись велась, правда пассивная, потому не сумели предотвратить: массовое самоубийство! Людей служилых и уравновешенных!

– Когда это служилые были особенно уравновешенными?