не осталось, ни ног, ни рук не чувствую. Только безвольное тельце девушки, болтающееся по сторонам.

Девушки, которую предал.

Забившись в развалинах, усаживаю мехара. И уже слышу, как пошли первые мощнейшие взрывы от бомб, сотрясающие землю так, что сыплется на броню кирпич и песок с уцелевшей части кладки.

Раскрыл кабину, вылез прямо с ней на руках и усадил у ноги машины.

Откуда–то даже появились силы на этот последний жест доброй воли.

Вижу, что Агнесса приходит в себя, моргает, стонет… И я боюсь, что она увидит, наконец, моё истинное лицо.

Как жаль.

Но перед глазами снова моё цветущее, яркое, красочное Поместье, звуки жизни, голоса родителей, братьев, сестры и прислуги. Небо голубое, и внезапный раскат грома, от которого застыла кровь в жилах. Вдруг подумалось, вернись я в прошлое, всё было бы не так.

И будто отец во мне, а я в нём. Снова наплыл роковой час.

Отец тянет меня за руку, а затем и вовсе хватает, отрывая от земли. И бежит он по поляне со мной на руках до своего мехара. Я сжал его руку своей и ощутил холодный магический металл, который дал мне сил не бояться.

Какие–то метры отец преодолевает, как бесконечно адский путь… У ног исполина он спускает меня на ноги и смотрит на своё кольцо. Ужас отражается на его лице, когда он переводит свой взгляд на меня.

Потому что эрений в его кольце управления погас.

Это я погасил его.

Это я не дал ему защитить семью и родственника императора.

Почему же забыл об этом? Забыл, что это я всех убил.

Вот по какой причине Небесная принцесса пришла в бешенство, когда увидела меня среди юнкеров. Она знает о том, что я сделал. Понимает, что меня до эрения допускать никак нельзя.

Чувствуя себя монстром, снимаю кольцо и передаю его Агнессе с какими–то жалкими, призрачными надеждами.

Она очнулась какое–то время назад и теперь с нескрываемой ненавистью прожигает меня почерневшими глазами.

Она видит, она всё поняла…

Все пять частиц эрения в её кольце погасли окончательно.

— Больше мы не единое целое, — шепчет Агни бессильно, глядя на своё кольцо, бесполезное теперь, и бросает уже мне вымученно. — Уходи.

— Я не знал, — выдавил с болью.

— Это не важно, — ответила, хмурясь. — Ты лишил меня крыльев и пристанища. Всего, что я имела. Уходи и больше не возвращайся.

Слеза по её щеке побежала, как живая. Голову опустила свою, завешиваясь волосами и обхватывая поджатые колени. Теперь она видится такой маленькой, беззащитной девочкой.

Душа разрывается. Что я натворил…

— Агни…

— Уходи!! — Завизжала пронзительно, что вздрогнул, и зарыдала так горько, что взбудоражилось всё внутри похлеще всяких взрывов.

И я не посмел к ней подойти. Немного помедлив, пошёл прочь, как она и попросила. С каждым шагом её плач становится тише.

Взрывы бомб продолжают будоражить мою сущность, но уже не так. Они всё дальше. Но трясёт от них, похоже, весь полуостров.

Захотелось, чтобы и меня накрыло. Дабы не быть. Потому что я жалок, как никогда. Абсолютно пуст. И это чувство невыносимо.

Глава 19

Молва о чудовищах

20 километров от Владивостока. Бухта Якорная.

27 июня 1905 года по старому календарю. Вторник.

Не помню, как добрался до эскадрона на утро второго дня, подцепив чью–то бесхозную лошадь. Всю дорогу думал о том кто я. И что сделал. Стоило отдалиться от оргалидов и их следов уже за чертой города прошлое ушло обратно, острота его восприятия исчезла и перестала мучить. Будто нечто во мне пробуждалось с видом их крови. И теперь снова спит.

Но горькие мысли об Агнессе выжигают меня изнутри, даже когда вижу моих дорогих уцелевших товарищей в Поместье, которые радостно обнимают меня, объявляя на всю округу, что я живой.

Пять частиц эрения — это достойная награда лучшему мехаводу гвардии. Если Агнесса их утратила так беспечно, новых ей никто не даст. Вряд ли Небесная принцесса сама раздаёт частицы.

Император владеет ими. И он спросит свою дочь, при каких обстоятельствах это случилось.

Интересно, что сказала Агнесса принцессе? Выдала меня? Иначе как ей объяснить все те вещи, что творила её боевая машина. Но что хуже? Если принцесса узнает, что её обещание императору яйца выеденного не стоит, то спустит на Агнессу всех собак. Ведь Небесная поклялась отцу, что я никогда не сяду в мехар.

Порывался идти в лагерь меха–гвардейцев и докладывать, что это я во всём виноват. А поразмыслив, понял, что это глупо.

В одном лишь утешение. Я убил Синего оргалида. Отомстил хотя бы непосредственному исполнителю убийства моей семьи.

Осталось найти гадов, которые им руководили. А ещё лучше додавить их всех. И здесь, и на других континентах. В США, где у них все гнёзда.

Изничтожить нелюдей, мразей, искоренить чуму, и жить спокойно.

Боевые действия завершились ещё в понедельник утром, полным разгромом напавшего врага, как было объявлено посыльными по всему нашему фронту. Но цена победы оказалась непомерно большой.

Я не знаю всего. Да и в целом, не так много информации удаётся урвать простым гусарам. Скорее слухи, домыслы и преувеличения. Ведь у страха глаза велики.

Чтобы понимать какой ценой мы одержали верх, достаточно вспомнить о ходе боя, вспомнить о павших товарищах, выжженной земле, разрушенных домах и пристанях. Потопленных кораблях и разбившихся дирижаблях.

Достаточно знать, что в наш эскадрон так и не вернулась треть гусар.

Азаров весь перебинтованный вылез из палатки на крики товарищей и поковылял быстрее всех меня встречать на входе в палаточный лагерь.

— Вот он самый храбрый гусар полка! — Объявил осипшим голосом прапорщик.

— Да ладно тебе наговаривать, дядя Шурик, — прослезился я от радости, что вижу дядьку целым.

—