В общей сложности с учетом выходов для минных постановок торпедные катера совершили около 600 выходов, что составляет 23,7 % от всех катеро-выходов двух бригад торпедных катеров Черноморского флота в этот период. До 9 октября катерами было выпущено 25 торпед, но ни одна из них не достигла цели. При этом следует отметить, что из 15 случаев использования торпед в одном целью были немецкие моторные тральщики, в другом – итальянские торпедные катера, в третьем – остов уничтоженной штурмовиками баржи, а во всех остальных катера стреляли либо в направлении причалов, либо по объектам, которые плавсредствами не являлись (камни, остовы давно погибших судов и т. д.). При действиях на сообщениях было потеряно пять катеров (из них два потоплены вражеской авиацией, один огнем береговой артиллерии, один торпедными катерами противника и один погиб в результате аварии при возвращении с минной постановки).

Вряд ли при существовавших в то время методах можно было добиться более высоких результатов. Торпедные катера осуществляли поиск судов ночью, тогда как последние, как правило, ходили днем. Командование флота знало об этом, но, учитывая угрозу со стороны вражеской авиации, не рисковало высылать в море катера в дневное время. Однако ни штаб флота, ни командование бригад, ни разу не попытались организовать дневной выход под прикрытием истребителей, хотя возможности для этого имелись. Возможно, при этом принимался во внимание неудачный опыт прикрытия истребителями кораблей и катеров в море, полученный ранее. Так, 6 июня наши истребители не смогли сорвать атаку немецких самолетов на три сторожевых катера, выходивших на спасение экипажей двух торпедных катеров, потопленных «мессершмиттами». В результате один сторожевой катер был потоплен, другой был вынужден выброситься на берег, а третий с тяжелыми повреждениями смог достичь порта. Увы, этот случай не стал поводом для серьезного разбора и налаживания взаимодействия между кораблями и авиацией, что стало одной из причин трагедии 6 октября, речь о чем пойдет ниже. Тем не менее, несмотря на незначительность достигнутых результатов, систематические ночные действия катеров заставили противника ходить днем, что создавало более благоприятные условия для действия нашей авиации.

Действия крупных надводных кораблей ЧФ по сравнению с предыдущей кампанией осуществлялась в намного меньшем объеме, а завершилась и вовсе катастрофой, имевшей далекоидущие последствия для ВМФ в целом.

Между 11 февраля и 6 марта эсминцы и сторожевой корабль «Шквал» шесть раз обстреляли Анапу, израсходовав в общей сложности 162 130-мм и 243 102-мм снаряда. В немецких документах говорится, что в ряде случаев попадания ложились по месту хорошо, но никакого существенного ущерба не отмечалось – как говорилось выше, до 23 февраля противник не использовал порт, а регулярное хождение конвоев было налажено с 6 марта, т. е. как раз в тот момент, когда наши силы перестали осуществлять блокадные действия. То, что с этого времени порт стал важным узлом вражеских коммуникаций, конечно же, не являлось секретом для советского командования. В последующем главной точкой приложения усилий стал не порт, а аэродром Анапы, о чем писалось выше.

Несколько раз корабли эскадры ЧФ выходили к южному берегу Крыма. Первая в кампании 1943 г. операция, где роль ударной силы выполняли два эсминца, состоялась в ночь на 1 мая. «Бойкий» провел безрезультатный поиск от Ялты до мыса Меганом, «Беспощадный» от Меганома до мыса Чауда. При этом последний выпустил без корректировки 100 130-мм снарядов по базе немецких катеров в Двуякорной бухте. В расположение базы упало пять снарядов, убивших одного немца из состава 11-й флотилии (воевала на переданных итальянцами катерах типа MAS) и нанесших некоторые повреждения постройкам. В ночь на 21 мая рейд был повторен почти аналогичным способом. Отличия заключались в том, что кораблям не ставилась задача по обстрелу береговых объектов, и они должны были сосредоточиться на поиске плавсредств, для обеспечения которого 11 самолето-вылетов совершили летающие лодки. Поскольку немцы не имели предварительных данных о наличии в море наших кораблей, судоходство осуществлялось, но смогли ли самолеты обнаружить потенциальные цели и передать эти данные на корабли, из наших документов непонятно. Ясно лишь то, что поиск непосредственно силами эсминцев ни к чему не привел, за исключением двукратного обстрела их немецкими береговыми батареями. Перехват силами «шнелльботов» из Двуякорной бухты не состоялся, поскольку они не находились в немедленной готовности к выходу. Из-за туманной погоды вражеская воздушная разведка не смогла обнаружить наши корабли при отходе, так что операция завершилась для обеих сторон совершенно безрезультатно.

Затем последовал трехмесячный перерыв, вероятно, связанный с недостаточной для скрытного развертывания продолжительностью темного времени суток. В течение него, а именно 4–5 июня, корабли эскадры – крейсер «Красный Кавказ» и четыре эсминца – выходили в море с демонстрационными целями до мыса Пицунда, после чего вернулись в Батуми. Противник на этот выход никак внешне не отреагировал, что дало основание считать, что его воздушная мощь канула в Лету. Фактически же выход наших кораблей был вечером 4-го обнаружен немецкой радиоразведкой, но поскольку к утру следующего дня они уже вернулись в пункт базирования, что немцы также установили по радиоперехвату, никаких попыток нанести удар не предпринималось.

В конце сентября в связи с началом массовой эвакуации противника с Таманского полуострова командующий ЧФ вице-адмирал Владимирский решил, что сложились исключительно благоприятные условия для нападения на конвои Керчь – Феодосия – Ялта. Его замысел заключался во внезапном появлении наших кораблей на коммуникации в предрассветные часы, когда противник уже считал себя в безопасности от нападения наших кораблей. Отход в базу должен был осуществляться в течение первой половины дня под прикрытием дальних истребителей Р-40. При этом учитывались данные разведки, докладывавшей об отсутствии немецких бомбардировочных соединений в Крыму.

Первый выход силами трех эсминцев в ночь на 30 сентября не обеспечивался воздушной разведкой и потому не имел результатов. Интересно отметить, что и корабли не были обнаружены с берега противником, что заставляет предположить, что близко к нему они не подходили. Отход в базу прошел без осложнений, поскольку, не имея предварительных данных о выходе эсминцев, немцы разведки на маршруте отхода не организовывали. Радиомолчание было нарушено, уже когда отряд находился у побережья Кавказа и шел в Батуми. А вот при проведении следующего похода неудачи начали преследовать нашу сторону с самого начала.

Во-первых, отряд в составе лидера «Харьков» и двух эсминцев был обнаружен немецкой воздушной разведкой утром 4 октября, спустя несколько часов после прихода в Туапсе. Для адмирала Черного моря это стало поводом усилить бдительность. Тем не менее он не стал отменять запланированный конвой Керчь – Феодосия (семь буксиров, четыре лихтера, паром Зибеля, 20 рыболовных катеров в охранении трех БДБ), который вышел в море в 16.45 (здесь и далее хронометраж событий дается по московскому времени) 5 октября. Двигаясь с 5-узловой скоростью, караван не успевал укрыться в порту, если бы поступило сообщение о выходе советских кораблей.

В 21.15 5 октября выход советского отряда из Туапсе был зафиксирован немецкой радиоразведкой. В советских документах отсутствуют признания в нарушении радиомолчания, но дальнейшие действия противника свидетельствуют, что он руководствовался вовсе не интуицией. В 21.55 немецкий командующий приказал развернуть в 5 милях мористее конвоя отряд в составе трех торпедных катеров, переразвернул две подлодки (одну к Туапсе, другую от южного берега Крыма послал навстречу советскому отряду). Кроме того, командование люфтваффе организовало ночной поиск самолетами-разведчиками, которые вскоре обнаружили наши корабли (они к тому моменту разделились – «Харьков» должен был произвести поиск у Ялты, эсминцы – у Феодосии) и установили за ними постоянное наблюдение. О потере скрытности около 2 часов ночи доложил командир «Харькова», а чуть позже – командир отряда. Постоянное наблюдение позволило немцам своевременно объявить тревогу по всему побережью и навести торпедные катера на группу эсминцев. Результат был закономерен. Лидер, под огнем батарей, выпустил 104 снаряда по Ялте, в результате чего было повреждено несколько домов и имелись потери среди гражданского населения. Эсминцы отказались от обстрела, поскольку с 05.30 до 05.55 вынуждены были вести бой со «шнелльботами». Непосредственно сам бой сложился для немцев неудачно – катера были обнаружены до атаки, все их торпеды прошли мимо, а один из атаковавших получил попадание 45-мм снаряда. Тем не менее главную свою задачу они выполнили – после боя командир нашего отряда не помышлял ни о чем, кроме отхода. Когда в 06.30 6 октября под берегом были обнаружены две БДБ, несомненно, принадлежавших к керченскому конвою, эсминцы ограничились парой залпов в их направлении (немцами не замечены), поскольку не успевали в точку рандеву с «Харьковом». Дальнейшее многократно описано в исторической литературе новейшего периода: четыре последовательных, с трехчасовыми интервалами удара одной и той же группы немецких пикирующих бомбардировщиков, в результате которых были потоплены все три корабля, безуспешные попытки прикрыть отряд нашей авиацией, совершившей с этой целью 96 самолето-вылетов. Между первым и последним налетом прошло 9 часов, а само место трагедии находилось примерно в 90 милях от нашего побережья, т. е. в пределах досягаемости и авиации, и легких сил флота. Последние прибыли к месту трагедии уже после того, как последний эсминец скрылся под водой и за двое суток смогли спасти 123 человека, при том, что погибли 733. Чем можно объяснить столь масштабный провал?