Уже на следующий день информация о произошедшем достигла руководства государством. Член военного совета ВМФ генерал-лейтенант И. В. Рогов доложил секретарю ЦК Г. М. Маленкову (копия И. В. Сталину) следующее: «На Черноморском флоте с 21 сентября находится Народный Комиссар ВМФ – адмирал т. Кузнецов, и надо полагать, что готовившаяся операция с посылкой эсминцев к берегам Крыма была известна адмиралу т. Кузнецову и подлежала его утверждению… Не зная подробностей организации операции посылки лидера «Харьков» и эсминцев «Беспощадный» и «Способный», но судя по тому, что возглавлял эти корабли командир дивизиона миноносцев капитан 2-го ранга т. Негода, становится также непонятным, почему не возглавил эту операцию кто-либо из более опытных командиров… Но главная ошибка состоит в том, что незачем было посылать в подобную операцию эсминцы… Докладывая о вышеизложенном, прошу вмешаться, т. к. если и дальше будут так же неразумно использоваться надводные корабли, то Черноморский флот может остаться без легких сил, которые очень понадобятся в боях за Крым и Северо-Западный район Черноморского побережья».

Уже 11 октября последовала директива Ставки ВГК № 30221, где говорилось: «По полученным данным операция Черноморского флота 6 октября, закончившаяся провалом, ненужной гибелью людей и потерей трех крупных боевых кораблей, проводилась без ведома командующего Северо-Кавказским фронтом, несмотря на то что флот подчинен ему в оперативном отношении.

Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

…

2. Основные силы флота использовать для обеспечения боевых действий сухопутных войск. Дальние операции крупных надводных сил флота проводить только с разрешения Ставки Верховного Главнокомандования».

Но этим дело не ограничилось. Последовало расследование комиссией Государственного Комитета Обороны (его результаты не опубликованы до сегодняшнего дня), на основании которого постановлением ГКО № 5278 от 2 марта 1944 г. были определены наказания должностным лицам. Наркому ВМФ Н. Г. Кузнецову был объявлен выговор «за непринятие мер к предупреждению неправильных действий командования ЧФ при подготовке и проведении операций кораблей». Другие руководители были наказаны гораздо строже: начальник ГМШ вице-адмирал Г. А. Степанов, Л. А. Владимирский и начальник штаба ЧФ контр-адмирал И. Д. Елисеев отстранялись от своих должностей и понижались в воинском звании на одну ступень. При этом ни формально командовавший операцией М. Ф. Романов, ни командир отряда Г. П. Негода никаких взысканий официально не получили (позже они были наказаны приказом наркома ВМФ). Отрадно сознавать, что члены государственной комиссии не пошли по весьма распространенной канве поиска «стрелочников», а нашли истинных виновников катастрофы и добились их наказания.

Однако главным итогом катастрофы стала не гибель трех крупных кораблей, не тяжелый удар по моральному духу черноморцев в финале переломного 1943 г., и даже не смена руководства в ГМШ и ЧФ. Главным итогом стала утрата веры Верховного главнокомандующего в компетентность своих флагманов, включая самого наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова. Ведь иначе не получится объяснить наложенный Ставкой ВГК запрет на использование крупных кораблей без ее разрешения, который фактически распространился не только на ЧФ, а на все воевавшие флоты. Без одного из родов сил, причем такого, который во всех мировых флотах считался ведущим, ВМФ лишался значительной части своего боевого потенциала, что не могло не отразиться на качестве решения стоявших перед ним задач в третьем периоде Великой Отечественной войны.

В завершение раздела необходимо рассмотреть ведение советской стороной минной войны в ближней зоне вражеских коммуникаций.

Указания по ее интенсификации были получены практически одновременно с директивой по блокаде Кубанского плацдарма. Постановки с воздуха начались на Керченском проливе 26 февраля, и до 28 марта туда были сброшены 21 донная и 44 якорные мины. Результат получился весьма достойным – в результате подрывов погибли три БДБ, два парома Зибеля и два саперно-десантных катера. Немцы запретили плавание вне фарватеров, сосредоточили в проливе флотилию электромагнитных катеров-тральщиков, звено самолетов Ju52MS, но так и не смогли в течение длительного времени предотвратить новые потери.

К сожалению, столь удачно начатая кампания не получила достойного развития. В конце мая по той же директиве командования ЧФ, которая открыла счет постановкам на Дунае, постановки в Керченском проливе почти прекратились – в Таманском заливе было выставлено всего семь неконтактных мин. в Таманском заливе было выставлено всего семь неконтактных мин. Новых успехов это, увы, не принесло, как и начавшиеся с 25 мая походы с целью постановки мин торпедными катерами. Восемь катеров – минных заградителей, обеспечиваемых четырьмя катерами-дымозавесчиками и восемью самолетами МБР-2, поставили 24 донные мины у южного входа в Керченский пролив и восемь донных мин у входа на Анапский рейд. С 13 июня торпедные катера начали массовые постановки якорных мин между Керченским проливом и Анапой. Они продолжались до 27 августа. Всего в течение четырех месяцев было выполнено 16 групповых выходов (164 выхода катеров-заградителей), выставлено 447 мин (в т. ч. 55 донных) и 160 минных защитников. Поскольку осадка барж составляла всего около метра, а мины ставились с углублением 1,2 м, противник долгое время даже не догадывался об интенсивно осуществлявшейся минной войне. По всей видимости, проявился и такой негативный эффект советских якорных мин, как интенсивное обрастание водорослями (чтобы избежать этого, немцы покрывали свои мины специальной краской) и их уход на глубину больше заданной. Лишь 8 июля при возвращении из ночного поиска на одной из минных банок погиб немецкий торпедный катер. Уже со следующего дня все конвои в Анапу стали проводиться за тралами. В июле немцы вытралили 36 мин, в августе и сентябре – еще 24. Поскольку постановки продолжались, с 13 августа немецкое командование развернуло в этом районе ночной корабельный дозор. Хотя боевых столкновений с ним не было, наши потери в этом месяце составили два катера – один был расстрелян при случайной встрече со «шнелльботами», на другом произошел взрыв бензина. Последним в перечне событий стала гибель 4 октября на старых постановках двух немецких БДБ из состава противодесантного дозора.

Единственная постановка подлодки у южного берега Крыма была произведена Л-23 26 июля близ Феодосии. Несмотря на предварительную разведку района, вся минная банка оказалась за пределами использовавшегося немцами фарватера, вследствие чего ее остатки пришлось ликвидировать нашим же тральщикам уже после освобождения полуострова.

Таким образом, в целом ситуация на немецких коммуникациях складывалась в пользу противника. Он решил все ставившиеся перед ним транспортные задачи, потери в плавсредствах не превышали 1–2 % от числа задействованных. Наиболее эффективным средством с точки зрения «стоимости – эффективности» была минная война, но, к сожалению, ЧФ не располагал необходимыми силами для ее эффективного ведения. Постановки катеров по ряду причин были обречены на низкую эффективность, а для массированных постановок с воздуха не хватало самолетов минно-торпедной авиации. Сыграло свою роль, безусловно, и неумение разведки раскрыть истинную картину эффективности различных боевых средств, в результате чего создавалось преувеличенное представление о результативности воздушных и подводных ударов, а успехи минной войны, как правило, недооценивались. Оружие подлодок и торпедных катеров не могло быть эффективно использовано, а авиация и крупные надводные корабли «не дорабатывали» в основном из-за примитивности тактики, нерешенности многих вопросов оперативного искусства ВМФ, а также недостаточной подготовки личного состава.