Ее дыхание было как воспоминание о летнем ветерке. Она стиснула руку Моники мягкой слабой рукой пожилой женщины. Потом за Мэри и Джулианом закрылась дверь, и колокольчик возвестил об их уходе нестройным звоном. И вместе с ними ушло полвека любви, страсти, гнева и печали, оставив за собой разреженный воздух.

Моника ужасно ругала себя за свои предположения, что Мэри скучная, что она «тряпка», что совсем не такая интересная, как ее муж. Мэри, с которой она познакомилась в тот вечер, была чудесной. Эта женщина излучала тепло, но под ее мягкостью скрывалась внутренняя сила, сила, позволившая ей отбросить почти сорок лет брака и начать все сначала.

Райли поднялся вместе с Моникой к ней в квартиру.

– Блин! Какой вечер. Было немного напряжно, правда? – сказал он, и Монику разозлило то, как небрежно он отозвался об этом вечере с его сильными эмоциями. – Кто, по-твоему, прислал Мэри эту тетрадь?

– Должно быть, Лиззи, – ответила Моника. – Она нашла в детсаду тетрадь, выпавшую из Алисиной сумки. И после этого стала помогать ей с Банти.

– Ты не считаешь, что с ее стороны было немного подло вот так подставить Джулиана? – спросил Райли.

– На самом деле я считаю, что она оказала ему услугу, заставив признаться в своей лжи. Он стал немного другим, когда уходил с этой встречи, правда? Меньше хвастовства и показухи, больше реальной жизни. По-моему, с этого момента он станет более симпатичным и счастливым человеком. И наверное, они с Мэри могут быть друзьями.

– Надеюсь. Хотя он мне всегда нравился такой, какой есть. У тебя найдется что-нибудь пожевать? Умираю от голода.

Моника открыла кухонный шкаф, поражающий своей пустотой.

– У меня есть немного кулинарного шоколада, если хочешь, – сказала она, отломив кусочек, положила его себе в рот и почувствовала, как эта сладость возвращает ей энергию.

Теперь, когда напряжение спало, она поняла, как голодна и измучена.

– Моника, перестань! – подал голос Райли. – Его есть нельзя. Он ядовитый.

– О чем ты говоришь, черт возьми?! – с набитым ртом спросила Моника.

– Кулинарный шоколад. Он ядовитый, пока его не приготовят.

– Райли, тебе об этом говорила мама, когда ты был маленький?

– Да! – ответил он, а Моника ждала, пока до него дойдет. – Она лгала мне, да? Чтобы я не таскал шоколад?

– Вот одна из тех вещей, которые мне так в тебе нравятся. Ты всегда полагаешь, что люди хорошие и говорят правду, потому что ты сам такой. Ты привык думать, что все будет хорошо, и поэтому так оно обычно и бывает. Кстати, мама говорила тебе, что, когда в фургоне с мороженым играет музыка, это означает, что мороженое закончилось?

– Да, действительно говорила, – ответил он. – Но знаешь, у меня есть и темные стороны. Все считают меня чертовски милым, но у меня не меньше плохих мыслей, чем у любого другого. Честно.

– О нет, Райли, нет! – Моника села рядом с ним на диван. – В тебе есть много такого, что мне нравится, – сказала она, протягивая ему несколько кусочков шоколада, – но я не люблю тебя.

Моника вспомнила слова Мэри о том, что она научилась быть для себя солнцем. Моника вспомнила разговор с Алисой в поезде. В одиночестве есть свои преимущества. Ей не нужен никто, вокруг кого надо бегать. Ребенок ей тоже не нужен. Ребенок не делает счастливой на всю жизнь. Она знала, что скажет ему.

– Я не могу поехать с тобой в путешествие, Райли. Прости. Мне надо быть здесь, с моими друзьями и кафе.

– Я типа ожидал, что ты это скажешь, – произнес Райли с расстроенным видом, что было совершенно на него не похоже, и положил шоколад на кофейный столик как ненужный утешительный приз. – Я понимаю, Моника. В любом случае поначалу я планировал ехать один. Со мной все будет в порядке. – (И она знала, что это так, с Райли всегда все будет в порядке.) – А если ты решишь, что совершила ужасную ошибку, то всегда сможешь приехать и разыскать меня в Перте.

– Пока ты не уехал, мы ведь можем остаться друзьями, да? – спросила она, думая, не совершает ли ужасную ошибку.

Ведь именно этого она давно хотела, а вот теперь просто отмахнулась от него.

– Конечно, – ответил он, вставая и идя к двери.

Она поцеловала его. Этот поцелуй говорил гораздо больше, чем просто «прощай». Он говорил: «Прости, и спасибо тебе, и я почти тебя люблю». Но не совсем.

А она не хотела жить «не совсем».

Райли ушел, унося с собой все ее мечты. Они двое стоят на мосту Вздохов в Венеции, плавают в уединенной бухточке на изумительном греческом острове, целуются в берлинском баре, слушая джаз-банд. Райли учит их детей серфингу. Моника привозит их в Фулхэм, чтобы показать кафе, где все это началось.

Моника уселась на диван, чувствуя ужасную усталость. Она взглянула на стоящую на каминной полке фотографию своей смеющейся мамы. Моника вспомнила, когда сделала этот снимок, – на семейном празднике в Корнуолле, за несколько недель до оглашения диагноза.

Я знаю, мне не нужен мужчина, мама. Я знаю, мне не стоит идти на компромисс. Я сама могу о себе позаботиться, конечно могу.

Но иногда так не хочется этого делать.

Прошла неделя со времени неудачного свидания с Бланш и осознания по поводу Моники.

Хазард накинулся на работу, беря на себя все самые трудоемкие садовые дела и пытаясь таким образом отвлечься. Он перестал пользоваться кафе как офисом, и его удивило то, насколько ему стало не хватать этого, а также игр в нарды с Моникой.

Забавно было, что, потратив не одну неделю на сватовство Моники, Хазард теперь прочил ей в партнеры только себя самого.

Но он все испортил.

Его воспоминания о свадьбе были в лучшем случае отрывочными, но один эпизод с поразительной ясностью вновь и вновь прокручивался у него в голове: «Блин, Моника, не будь ты такой занудой. Ты мне не мать, не жена и даже не подружка, и на том спасибо. А не пошла бы ты…» Или что-то в том же духе.

На следующий день она обошлась с ним очень мило и потом была вполне дружелюбна. Похоже, она не держит на него зла, но теперь, когда она увидела его с такой стороны, ни за что не согласится с ним встречаться.

Так или иначе, она едет в путешествие с Райли. Добрый старый Райли, полная противоположность ему – надежный, честный, простой, добрый и щедрый.

Если Моника ему действительно дорога, Хазард должен порадоваться за них. Очевидно, из них двоих следует выбрать именно Райли. А вот Хазард не такой милый, и в этом состоит часть проблемы. Он ущербный и эгоистичный. И ему действительно очень нужна Моника.

Все в Райли раздражало Хазарда – начиная с дурацкого австралийского акцента и кончая его манерой свистеть во время работы. Выбрось это из головы, Хазард. Он ни в чем не виноват. Райли не сделал тебе ничего плохого.