И вновь Косте свезло. Ну, свезло. Бывает. И Джеймсу нашему Бонду везло. И Штирлицу. Взрыв не только выбил стекла на нескольких этажах, но и сорвал все двери с петель, в том числе, разумеется, ту дверь, за которой прятался Цветков. И так вот удачно он, взрыв, эту дверь сорвал, что Цветков оказался лежащим как раз под нею. Сумку свою он сумел удержать, заранее в нее вцепился обеими руками. Так что когда еще через несколько мгновений повсюду завыли сирены и десятки увесистых – действительно, чуть не слоновьих, так показалось Цветкову, а вы вот попробуйте, полежите под дверью, по которой прыгают мужики из охраны – когда десятки ног протопали по лежащей этой двери, Цветкова в метании огня, криках и дыму никто не заметил. Зато Цветков из-под двери заметил валяющийся совсем рядом защитный спецназовский шлем, невесть как очутившийся на полу. Он потянулся, хапнул шлем, мгновенно нахлобучил его на себя, выскочил из-под двери и помчался вниз по лестнице навстречу бегущим вверх, визжа из-под маски:

– Воду, блин! Воду, на хрен, давайте! Воду! Блин! Воду!

Кстати тут вам сказать, при взрывчатом горении именно тех веществ, каковые смешал подполковник, – а на самом деле действительно уже к тому времени полковник Цветков, – вода оказывалась не только бесполезной, но откровенно вредной, чего не мог не знать Костя, все усугубляющий и усугубляющий свои преступления. Вода в этом случае, разлагаясь на водород и кислород, десятикратно усиливала огонь да еще, смешиваясь с продуктами горения, выделяла отравляющий пар – на десятки и сотни метров вокруг. Так вот профессор Цветков расчелся со своим институтом, подвел, можно так выразиться, баланс. Когда Костя стоял в толпе зевак на улице, горело уже все знание, весь институтский пятнадцатиэтажный небоскреб, как один безумный, бешеный факел. Желание говорить правду вынуждает нас засвидетельствовать, что насладиться зрелищем Цветкову не удалось. Вслед за приказом немедленно разойтись, прозвучавшим над улицей прямо с небес, из тарахтящего над головами вертолета, толпу начал поливать водомет, и Костя вместе со всеми побежал, прижимая к себе сумку.

И еще. Страшный грех взял на душу Константин Цветков. В институте от огня и в округе – от отравления – погибли шестьдесят восемь человек. Собак и кошек мы уже не считаем. Так что теперь, буквально за двадцать минут, совершенно другим человеком стал Костя. Человеком, ради достижения цели перешагивающим через смерти других людей. А к таким людям относимся мы совершенно отрицательно, дорогие мои. Ну, совершенно отрицательно, какие бы благородные цели такие они ни преследовали. Одно дело – самозащита или наказание порока, тут мы в своем вправе, а тем более в своем праве возлюбленные герои нашего правдивого повествования. А положить десяток-другой невинных людей, а потом и десяток-другой миллионов невинных людей… Мы даже вот что вам скажем: таковые средства не только не оправдываются никакой целью, но и извращают любую благородную цель, и все благородство из цели немедленно при гибели невинных людей начисто и решительно улетучивается. Как эфир из закупоренной колбы при оной колбы открывании.

А касательно Константина Цветкова, несколько забегая вперед, а мы уже несколько раз и так забегали вперед, можем поставить вас в известность, что он грех свой постарался искупить. Не чужие грехи искупить, смертию смерть поправ, что сделало бы Константина Константиновича Цветкова сами понимаете, Кем, а свой грех. Но по порядку.

Этой же ночью Цветков такие рекорды поставил на Ксюхе, что как врач даже подумал о явно ошибочном утверждении медицинской науки – будто бы стресс отрицательно влияет на сексуальную способность мужчины. Вранье! Стресс он, Костя, только вот сейчас пережил, и не один, а много стрессов, а машинка у него работает замечательно, и простыня под Ксюхой и Костею давно уже оказалась совершенно мокрой, хоть выжми ее.

Это прекрасное чувство мокрой простыни под тобой и твоей любимой женщиной, дорогие мои, мы сами испытывали не очень часто в жизни – прямо скажем, очень редко, а в остальных случаях, достаточно многочисленных, даже, возможно, более многочисленных, чем нужно, все происходило скорее академично. Ну, так ее, женщину, и этак, и туда, и вот туда, а простыня полностью, чтоб от края до края, не намокает. Ну, не намокает полностью. Жаль. Очень жаль.

Впрочем, объяснение редкости столь отрадного явления может быть куда более прозаичным: не всякая женщина при сексе обильно потеет. Но это в сторону, да, в сторону.

Поскольку Ксюха каждый раз вела себя чрезвычайно бурно и громко, в норе – а лежали Костя и Ксюха в норе вместе со всеми, в том числе и Чижик с Настей неподалеку спали в обнимку, так, в метрах трех-четырех, сначала-то новобрачным предоставили часа два для первого близкого свиданья, а потом-то всем надо было ложиться спать, не на голой же земле – в норе, значит, сначала хихикали и отпускали шуточки, а потом постепенно замолкли, а потом уж раздался раздраженный голос, словно бы пришедший не к измысленным нами влюбленным в их первую ночь, а к нам самим – из далекой туристической юности, из-под полога общей палатки:

– Ну, хватит трахаться, дайте же людям поспать!

И наконец, действительно, Костя и Ксюха, вняли сей выстраданной мольбе и заснули. Мы бы могли написать, что Костя заснул у Ксюхи на груди, но это было бы неправдой, мои дорогие, а повествование наше, как не раз мы уже сообщали вам, повествование наше донельзя правдивое. Не мог Костя на Kсюхиной груди заснуть, потому что сиськи у Ксюхи более подходили для занятий на них каким-нибудь фитнесом – кроме, разумеется, и в первую очередь занятий любовью – каким-нибудь, значит, фитнесом в качестве стационарно-подвижного спортивного снаряда или тренажера – если б, конечно, какой-никакой фитнес для обычных людей сохранился в ту пору. Потому что сиськи у Ксюхи… Кажется, мы об этом уже вам говорили, дорогие мои… Но это так, кстати, это в сторону!

Утром следующего дня вся нора мыла чижиковское авто, потом произошел, как мы вам уже рассказывали, небольшой инцидент с Лектором, в результате которого мертвый Лектор оказался лежащим на краю мусорного террикона возле дороги, вернее – возле проезда меж этими мусорными терриконами. Чижик присыпал его второпях, наскоро, и собаки, разумеется, тут же его вытащили, чуть только чижиков мусоровоз отъехал, вытащили и устроили настоящий пир прямо возле норы. Настя и Ксюха – мужики уже отсутствовали по вполне понятным причинам – вдвоем начали было отгонять собак, но немедленно же отступили и дверь за собой прикрыли накрепко. Потому что тут уж не пошутишь. Каким-то чудом труп Лектора прибыло растаскивать совершенно неисчислимое собачье войско, собаки все подбегали и подбегали, свои и чужие, началась уже дикая собачья грызня, так что теперь и живым людям легко можно было мгновенно оказаться с перекушенной шеей. Это, кстати вам сказать, загадка, дорогие мои – столь быстрое, словно бы их по пейджерам оповестили, появление сразу нескольких собачьих стай. Наверное, Лектор был сахарный. Потому что на полигоне ТБО и ранее возникали – ну, сами собою – и ранее возникали трупы, дело житейское, но такого вот дикого собачьего веселья никогда не наблюдалось. И еще одна странность: после полного съедения Лектора чужие стаи немедленно в организованном порядке, неспешно труся за вожаками, покинули полигон, не делая никаких попыток на нем утвердиться. А от Лектора через довольно короткое время остались только окровавленные тряпки, разбросанные вдоль проезда. Свои полигоновские собаки все продолжали сидеть и лежать вокруг, очень напоминая действия львиного прайда после съедения антилопы – львы всегда так вот полеживают возле обглоданных костей. Мы все это сообщаем вам, дорогие мои, вовсе не для того, чтобы придать нашему правдивому повествованию излишний натурализм, а просто потому, что привыкли отслеживать судьбы каждого нашего персонажа, только и всего.