Джон вдыхает резко, сквозь зубы.

– Благодарю вас, – отвечаю я, стараясь говорить тихо, чтобы он не узнал голоса.

– С прискорбием узнал о вашей бабушке.

Я киваю, вспомнив, что Гумберт упоминал болезнь герцогини.

– Мне весьма жаль. – Я снова киваю, ожидая, что он наконец уйдет. Но он не уходит. Джон делает шаг вперед и берет меня под руку, но Блэквелла это не смущает. – Могу ли я убедить этого молодого человека предоставить мне один танец с вами?

Джон чуть задерживается с ответом.

– Конечно, – говорит он.

– Я скоро верну ее, – говорит Блэквелл небрежно.

Он берет меня под руку и ведет в толпу танцующих. Я оглядываюсь на своих спутников – ужас на их лицах скрыт под масками.

– Вам здесь нравится?

– Гм… – отвечаю я, боясь заговорить. Неужели он и правда верит, что танцует с фрейлиной королевы? Или он знает, что это я? Каким-то образом догадался? Как же было глупо с моей стороны пытаться его перехитрить! Блэквелл знает все, что происходит в его доме. Он знает все, что происходит где бы то ни было. Чувствую себя мухой, трепещущей на краю паутины. Может быть, я уйду невредимой. Но одно неверное движение – и смерть.

– Это хорошо, – говорит он, не замечая моего ужаса.

Мы танцуем, я изо всех сил стараюсь казаться ловкой – или хотя бы не путаться в ногах. Но он и этого тоже не замечает. Кажется, он и меня-то замечает едва-едва. Вместо того он оглядывает зал, вытягивая шею, будто что-то напряженно высматривает. Наконец музыка начинает стихать. Он ведет меня обратно к двери, только не к той, где стоят мои спутники, а к противоположной. Я вижу, как они приподнимаются на носочки, ища меня взглядом.

– Это было прекрасно, – говорит он, отпуская меня. – Теперь, с вашего позволения, мне нужно заняться кое-какими делами. – Я киваю и приседаю в реверансе, Блэквелл отворачивается, готовый уйти. Я делаю шаг назад, и тут он поворачивается обратно. – Кстати, мисс Моубрей?

– Д-да? – заикаюсь я, настолько перепуганная, что даже голос забыла изменить.

Он говорит не сразу, и я вижу, как вспыхивают искорки у него в глазах.

– Если будете выходить, чтобы подышать свежим воздухом, оглядывайтесь по сторонам. Насколько я понимаю, сегодня нас могут посетить нежеланные гости. Но вы не волнуйтесь, мои люди этим займутся.

После чего он уходит.

На миг у меня в голове воцаряется ужасающая пустота. Он знает, что мы здесь? Это мы – нежеланные гости? Не знаю. Но знаю кое-что другое: своих спутников я должна убрать отсюда. Немедленно. У меня нет времени ждать открытия маскарада и нет времени ждать Питера. И крохотный шанс разрушить скрижаль я должна использовать прямо сейчас.

Я смотрю туда, где стоят они, перехватываю взгляд Джона, смотрящего на меня через эту толпу. Прости, говорю я одними губами. Потом поворачиваюсь и бегу.

Скатываюсь по лестнице в вестибюль. Вдоль стен – ряд арок, углубленных в камень примерно на фут. Все они декоративные, кроме одной. Подхожу к третьей арке, кладу руки на каменную поверхность и с силой толкаю. Стена отъезжает, открывая широкий каменный туннель, идущий вдоль большого зала и дальше, до противоположной стороны дворца. Подобрав подол платья, я протискиваюсь в дверь и закрываю ее за собой.

– Шуйлер! – говорю я. – Блэквелл знает, что мы здесь. Собери всех, выведи наружу и встречай меня в лесу через десять минут.

Туннель кончается простой деревянной дверью. За ней еще одна лестница, ведущая вниз, в спальню. Я останавливаюсь, прислушиваюсь. Излишняя предосторожность – здесь уже никто не живет. Но на всякий случай…

Все тихо. Я сбегаю по лестнице и попадаю в бывшую свою комнату. Ее вид слегка потрясает меня. Крошечная, без окон, темная. Никогда не задумывалась, как она похожа на тюремную камеру. Я тут не была почти год, хотя это совсем незаметно. Кровать не убрана, моя форма лежит на полу смятым комом. На крышке сундука в изножье кровати какое-то оружие. Как будто я и не уходила отсюда.

Быстро вытаскиваю Азот из ножен под юбкой. Сбрасываю платье, выдергиваю серьги из ушей и гребни из волос, хватаю с пола форму. Надевать ее мне не хочется, но ломать скрижаль в платье невозможно. И меньше всего мне нужно, чтобы еще кто-нибудь принял меня за Сесили Моубрей.

Натягиваю черные штаны в обтяжку, мятую белую блузку, черные сапоги до колен. Надеваю длинную кожаную куртку, застегиваю лямки на груди. Укрепив пояс с Азотом вокруг талии, я надеваю портупею через плечо и цепляю к ней все, что могу найти. Пара больших зазубренных ножей, несколько кинжалов. Топор и шило. Меньше, чем мне хотелось бы иметь, но лучше, чем ничего.

Когда я цепляю последний кинжал, рука что-то задевает. А-а, я не сняла сапфировое кольцо Гумберта. Начинаю его стягивать, но тут вспоминаю, что он мне говорил. Кольцо приносит удачу. Оставляю его на руке – на всякий случай.

Поднимаюсь по лестнице и по туннелю выхожу к одной из нескольких наружных дверей. Слышно, как звонят часы во дворе.

Девять.

Я бесшумно пробираюсь по темным дворам, мимо теннисного корта, мимо мишеней для лучников, мимо конюшен и лабиринта, пока не дохожу до края угодий Блэквелла. Впереди лежит поле, широкое и темное. При воспоминании о том, что я там встречала, меня пробирает страх. Совершенно неизвестно, кто или что там рыщет сегодня ночью.

Дойдя до леса, резко сворачиваю направо, иду вдоль опушки, направляясь к реке. В последний раз, когда я здесь проходила, это была дорога, ведущая к тому самому испытанию. Все еще помню эхо проплывающих кораблей, плеск волн, ударяющих в их корпуса. Гробница где-то возле воды.

Услышав едва уловимый шорох листьев, я резко оборачиваюсь, выхватывая кинжал.

– Статуэточка, полегче. Это только я.

Шуйлер возникает рядом.

– Как там? Ты их вывел?

Он кивает:

– Они на причале, как было сказано.

Я выдыхаю с облегчением.

– Что ты им сказал?

– Правду. Сказал, что Блэквелл узнал о твоем присутствии, и ты ушла добывать скрижаль.

– И?

Он пожимает плечами:

– И всё. Они ушли. Питер скоро прибудет, и все окажутся в безопасности. Как ты и планировала.

Как я и планировала. Но те ощущения, которые вызвал их уход, в план не входили.

Пусто. Глухо.

Ужасно одиноко.

Я поднимаю глаза и вижу, что Шуйлер внимательно на меня смотрит. И не говорит ничего – только кивает.

Мы почти на месте, я чувствую близость гробницы. Воздух становится холоднее, дыхание выходит клубами пара, лес парализован тишиной. Ни стрекота цикад, ни уханья совы, даже мышь не прошелестит. Тишина.

Потом я ее вижу. Снаружи она выглядит совершенно безобидно. Простая деревянная дверь, как в погреб, среди клочка умирающей зимней травы, частично укрытая ковром опавших листьев. Такая неприметная, что и не увидишь ее, если не искать специально.