— Теперь пойдем.

Я послушно следую за своей надсмотрщицей, оборачиваясь лишь однажды, чтобы в последний раз посмотреть на калеку, превращенного во что-то вроде тюка.

Если все предположения правильны, то сегодня выходец из империи Дайа получит новое тело. И снова начнет игру, в которой надеется стать победителем. Вот только почему-то не получается ему позавидовать.

Неужели мне настолько страшно умирать?

Да. Жить скучно, а умирать все равно не хочется.

Серая женщина идет по коридору очень быстро, быстрее, чем я могу бежать, поэтому ей все-таки приходится остановиться и зло окликнуть нерасторопного слугу. Однако звук ее голоса не только подстегивает меня, а делает кое-что, скорее всего, не предусмотренное, иначе почему Танна так вздрагивает, когда одна из дверей рядом с ней открывается, и на пороге появляется…

Человек. А согласно убеждениям Себерро Рена — кукла..

Я уже видел его раньше? Да. И будто бы не видел никогда.

Он… светится, но вовсе не так, как калека. Этот свет очень мягок, еле заметен, зато переливается бесконечным множеством красок, делая кожу мужчины похожей на перламутр. Да и сам человек весь цветной, а не серый, как моя надсмотрщица, которая нехотя спрашивает:

— Что вам угодно?

— Сущие пустяки. Услышать ваш голос, к примеру.

Радужный свет становится ярче, и вдруг среди многих оттенков набирает силу один, пурпурный, румяня лицо человека, а мгновением позже цвет словно прорывает границы тела, добирается до меня полупрозрачным облаком, касается моих щек и…

И я раскрываю глаза так широко, как только могу, хотя того, что они сейчас видят, не происходит в действительности. А еще хочется уважительно закивать, если, конечно, цветной мужчина и вправду способен осуществить с серой женщиной то, о чем думает.

— Мне нужно идти, — полушепотом выдыхает она, только не торопится следовать своим же словам, потому что и сама, похоже, греется в лучах…

Желания. Но не того, что возникает между двумя людьми, а совсем другого. Желания такого рода, какое нужно демону, чтобы забраться в чужое тело.

Желания, которое может пригодиться и мне.

Здесь…

Иакин Кавалено никогда и ни в чем не сомневался. Даже в тот день, одним легким движением зачеркнувший детство, сомнений не возникло. Ни на мгновение.

Казалось бы, мальчишка, называющийся наследником человека, которого одна половина Катралы боялась, а другая ненавидела, мальчишка, видевший с рождения только согбенные спины слуг или гордо поднятый подбородок отца, мальчишка, слышавший слово «нет» так редко, что почти забыл о его существовании… Он должен был усомниться, удивиться, прийти в ярость, наконец. Но вместо всего этого лишь послушно кивнул, когда Кроволивец Горге, позвавший своего единственного сына в кабинет и ожидавший там, но не в одиночестве, а положив ладони на плечи тоненькой девочки, сказал:

— Ее тело примет меня, когда придет время.

Сказал, улыбаясь с той самой нежностью, что когда-то наполняла каждый его взгляд, направленный на любимую супругу. Супругу, вот уже много лет почивавшую в усыпальнице рода Кавалено.

Мальчику не раз объясняли, что он и не смог бы ослушаться повеления своего отца, каким бы оно ни было, — такова уж участь всех недокровок, особенно при звуке голоса того, кто их породил. Нечего ни стыдиться, ни проклинать, лучше принять предначертанную судьбу как должное. Иакин никогда не собирался делать ни первое, ни второе. Но в тот день решил отказаться и от третьего тоже.

Девочка, заметно млеющая от сильных прикосновений и в эти минуты вряд ли способная что-то видеть затуманенным взглядом, была похожа на свою мать. Похожа настолько сильно, что смогла не только пробудить воспоминания, но и помогла понять истинный смысл обрывков прошлого.

Эррита Имма появилась в Катрале не по своей воле, привезенная кем-то то ли из слуг, то ли из наемников Горге Кавалено, причем привезенная для личного пользования, сразу же привлекла внимание Кроволивца и ступила на порог нового дома, пройдя по трупу несчастного, отыскавшего в неизвестных краях белокурую красавицу. Она была вовсе не злой и не жестокой, даже наоборот: Иакин помнил мягкое тепло материнских пальцев на своей макушке и тихий покой странно светлых глаз. Но она была женщиной и была влюблена в своего мужа. Влюблена настолько, что не осмелилась перечить его воле и тем самым только лишний раз доказала, что явилась на юг из совсем других земель: оттуда, где женская гордость лишь отражение мужской.

Горге Кавалено был нужен особый наследник, способный стать вместилищем его души. Для всего прочего должен был сгодиться сын, зачатый в первую же, еще добрачную ночь прямо на столе, до которого влюбленные едва успели добраться, путаясь в объятиях и одеждах. Правда, свадьба не заставила себя ждать, и никому даже из недоброжелателей не пришло бы в голову назвать первенца незаконнорожденным. В конце концов, что решает всего один день? А потом еще долго других детей не рождалось. Зато Иакин часто видел свою мать изможденной, измученной, глядящей на супруга затравленно, но по-прежнему влюбленно. Вскоре к ней начали приходить мужчины. Почти каждую ночь. И их было много, мужчин и ночей. Так много, что эррита Имма неуклонно становилась похожей на бледную тень. Пока не растаяла вовсе.

Сын честно оплакивал свою безвременно скончавшуюся мать, но одновременно вместе с ее кончиной в его сердце поселилась спокойная уверенность, сделавшая маленького мальчика удивительно немногословным. Правда, в тот день он едва не онемел навсегда.

Девочка, вставшая на пути беспечального будущего. Зеркальная копия женщины, скончавшейся, потакая прихотям супруга. Ладони отца на ее плечах походили на крылья, пока еще сложенные, но вот-вот готовые раскрыться и вознести свою ношу на самый верх, туда, где светит яркое солнце и где сбываются мечты…

Иакин не умел сомневаться и в единое мгновение понял: все кончено. Кроволивец Горге приготовил себе настоящую замену, приготовил тщательно, любовно, жертвуя истинно драгоценными вещами, вкладывая в свой труд чувства, и малой толики которых пожалел для единственного сына.

Лус…

Ненависть? Нет, Иакин не испытывал к своей сестре чего-либо подобного. Но, всякий раз взглядом натыкаясь на точеное личико в облаке коротких светлых локонов, понимал, что не сможет никогда ни простить, ни забыть. Ни Горге, ни ее. И будет только правильно, если дочь последует за отцом.

Да, так будет правильно.

Верховный бальга Катралы отодвинул кисею занавески и, брезгливо щуря глаза, посмотрел на крышу галереи внутреннего двора, по тусклой черепице которой протянулась тень от одной из дозорных башенок. Близился вечер, а с ним и исполнение давно намеченного плана. Если у Танны все уже готово, можно не медля ни минуты…

Иакин с удовлетворением отметил, что пальцы, касающиеся тонкого кружева, остаются настолько неподвижными, насколько это вообще возможно, и плетеный узор колышется, потревоженный лишь дыханием. Впрочем, сейчас и оно казалось лишним посреди покоя огромного кабинета, где стулья, столы и шкафы были расставлены тем особым способом, что легко позволил бы какое-то время держать оборону даже при самом неудачном раскладе сил.