– Да, но там рядом «Гамма» с гамма-излучением, – усмехнулся Валера. – А это мощная штука…

– Не то чтобы оно очень мощное, – покачал головой Болгаров. – Но у него очень высокая проникающая способность. И если корпус «Гамма» излучает гамма-лучи, то в других корпусах находиться очень опасно. Ведь кратность ослабления в них чрезвычайно мала… Самое сильное – это альфа-излучение. Но проникающая способность у него очень слабая, и его может остановить даже простой лист бумаги. Однако если альфа-частицы попадут внутрь организма, человек обречен. Поэтому на зараженной территории необходимо находиться в противогазе, в защитном костюме и ни в коем случае нельзя употреблять в пищу зараженные продукты…

– А кто собирается есть корпус «Альфа»? – засмеялся «гаваец». – Это что, пирожное? Или торт?

– А может, все-таки торт? – спросил Валера. – Может, сходишь, принесешь всем по куску?

– Там радиация! – протестующе замахал руками Болгаров.

– Да ему-то что? Все равно у него не стоит.

– Кто тебе такое сказал? – возмущенно вскочил со своего места «гаваец».

– Да твоя жена и сказала…

Валера ничуть, казалось, не испугался его гнева. Как ни в чем не бывало он вернулся к Нине, подсел и обнял за талию.

– Я, вообще, чтоб ты знал, радиоактивных осадков не боюсь, – сказал он, глумливо глядя на застывшего в недоумении «гавайца». – Знаешь, песня такая есть. Детская песня про любовь. Что мне снег, что мне зной, что мне дождик проливной, когда твоя жена со мной!

– Да я тебя…

Сжав кулаки, «гаваец» с ревом бросился на Валеру, но между ними вдруг возник расхристанно-брутальный Слава с трехдневной щетиной на сонной физиономии.

Он резко развел руки в стороны.

– Брек! Фу!.. Господа желают драться? Ноу проблем!.. Делаем ставки, господа! – густым зычным голосом обратился он к зевакам.

Я и не заметил, как столовая заполнилась людьми. Геннадий Ефремович со своим братом Лешей принялись растаскивать столы, освобождая место для грядущего поединка, Олег Михайлович вынул из-за пазухи красный кумач. Сначала я думал, что это флаг, но, как оказалось, это была накидка для судейского стола. Сергей Павлович держал в руке гонг, а Татьяна Викторовна протягивала ему молоточек.

– Бьемся до полной победы, господа! – громогласно вещал Слава, в то время как его дружок Сева обходил толпу, собирая ставки на предстоящий бой. – Первая кровь не признается. Признается только смерть. Лежачего бить нельзя. Руками. Лежачего можно бить только ногами. Удары ниже пояса приветствуются! Можно пользоваться холодным оружием! У вас есть холодное оружие? – спросил он, обращаясь к «гавайцу».

Тот отрицательно развел руками, и тогда Слава протянул ему длинный кинжал с искривленным клинком.

– Выпустишь ему кишки – получишь приз зрительских симпатий. Ну а я заберу твою Нинку. Уж больно она у тебя хороша!

– Не-а, не заберешь! – напыжился «гаваец».

– Ну, тогда тебе самому выпустят кишки!

Слава собрался было передать кинжал Валере, но «гаваец» вырвал клинок у него из рук.

– Хорошо, договорились…

«Гаваец» мог справиться с Валерой и голыми руками, с кинжалом ему и вовсе ничего не стоило пустить его клочками по закоулочкам. Я понял, что мне пора вмешаться, резко вскочил – и вдруг, потеряв равновесие, рухнул на пол.

Я действительно находился на кухне, но за раздаточным окном стояла мертвая тишина. И темно вокруг. Никто ни с кем не собирался драться, никто ни у кого не брал деньги. А упал я с койки, которая стояла на железной платформе с колесиками. Это Валера так придумал, чтобы вывозить меня из кладовой в поварскую или в более просторную столовую, где хорошо дышалось.

Я поднялся на ноги, забрался на кровать. А вскоре появился Валера. Он закрыл за собой дверь в столовую и только тогда включил свет. В запыленном брезентовом костюме, в каске, с автоматом через плечо он выглядел весьма впечатляюще. И походка у него хоть и усталая, но твердая, уверенная.

Мой пистолет-пулемет лежал на разделочном столе, который находился между моей койкой и окном. С кровати я мог видеть, как в комнату будут входить люди. Если они опасные, я открою огонь или как минимум спрячусь за тяжелой железной дверью продуктового склада. Если это будет милиция или спасатели, я отброшу оружие в сторону…

Лампочки в столовой и на кухне работали от аккумуляторов, которые Валера перетащил сюда. И провод к ним протянул, чтобы время от времени подзаряжать их от генератора, который находился в третьем верхнем блоке. Туда путь был открыт, но главный выход действительно был завален обломками железобетонных стен и грунтом. Не соврал Мурзин, Калистратов действительно отрезал бункер от мира живых…

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Валера.

– Да пока живой.

– И дальше жить будешь. Гнойники твои подсыхают, скоро совсем исчезнут…

Скоро будет неделя, как мы обосновались в нашем бункере. Валера устроил мне постельный режим, колол какие-то антибиотики. Не знаю, подходили ли они мне, нужны ли были вообще, но с каждым днем я чувствовал себя все лучше. Правда, здоровье мое поправлялось очень медленно. И внутренняя боль не проходила. Валера наотрез отказывался колоть мне промедол; я ходил за ними в медпункт, но парень спрятал от меня обезболивающий наркотик. Я злился, но не буйствовал. Вот если бы Валера спрятал от меня таблетку… Но я точно знал, что ничего такого у него нет… И хорошо, что нет. Может, у меня еще есть шанс выкарабкаться с того света, а таблетка точно сведет меня в могилу.

А коросты на моем теле действительно перестали сочиться гноем, заживали. Да и внутренняя боль, если честно, отступала, хотя до полной победы над ней было очень далеко.

– Целый метр прошел. Как проклятый вкалывал, но прошел. Целый метр! Сегодня метр. Завтра метр. Послезавтра метр…

Он разбирал завал в шахте главного входа. Занятие настолько безнадежное, что я даже не жалел о том, что не мог ему ничем помочь. Ну, почти не жалел…

– А если там сто метров?

– Ничего, сто дней буду колупаться… Помнишь, ты меня армией донимал. Ну, не был я там. Зато здесь сто дней до приказа…

– После приказа еще месяц-другой дембеля ждут.

– Ничего, у нас тут провианта на полгода хватит… Как это менты не догадались все отсюда вывезти?

– А по-твоему, все менты – хапуги?

– Ну, принято считать…

– Вот именно, принято считать. Это «принято считать» в двадцать пятый кадр и забивают. И мозги нам этим промывают. Менты – хапуги, чиновники – сволочи, армия – отстой… Ну, чем не зомбирование?

– Зомбирование? Может, и зомбирование… Это все журналисты. Им нужно, чтобы их слушали, чтобы их читали. А как у нас в стране? Если хорошо – значит, неправда, если плохо, то это реальный взгляд на вещи. Вот и грузят нас журналисты всяким хламом, чтобы их голосом совести считали. Все плохо, все козлы, только отдельно взятый человек хороший, тот, который внимает… Спорить не буду, дерьма хватает. Калистратов тот еще урод. Но ведь мы же не козлы… И Нина моя хорошая, – вдруг загрустил Валера. – Ну, не моя…