– Вы не получите десять мандатов, – сказал Эхуд.

– Ты опять за свое? Непременно получим.

Мы оба ошибались.

В тот день, когда умерла мать Шулы, отец попросил ее наготовить еды для тех, кто будет приходить выразить соболезнования. Когда Шула стояла и готовила, в окно влетела птица и закружилась по кухне. Шула пыталась выгнать ее, но птица уселась на холодильник и уставилась на нее. «Ну и ладно, – сказала себе Шула, – какая мне разница?» И продолжила готовить. Через несколько минут птица улетела.

Полчаса спустя Шула позвонила отцу справиться о его самочувствии.

– Случилась странная вещь, – рассказала она ему, – птица влетела через окно, уселась на холодильник и стала смотреть на меня. А взгляд у нее был как у мамы.

– Как выглядела птица? – спросил мой тесть.

– Маленькая, черная, с голубоватым клювом.

– И с желтой грудкой? – спросил он.

– Да, – удивилась Шула, – откуда ты знаешь?

– Потому что сейчас она сидит на моем холодильнике.

* * *

Религиозные люди верят не в совпадения, а в Провидение. Нерелигиозные знают, что самые невероятные вещи иногда случаются, но Бог не имеет к ним никакого отношения. Если бы я был человеком религиозным, я бы спросил себя зимой 2002 года, почему все элементы пазла сложились сами собой и как так вышло, что все совпадения и события сработали в пользу самой светской партии в стране.

Решение о проведении новых выборов стало для общества полной неожиданностью, несмотря на то что парламентом пятнадцатого созыва трудно было гордиться: за время его существования сложили полномочия девятнадцать депутатов (рекордное количество), пришли и ушли два премьера, распалось несколько партий, две экономические реформы были громко объявлены, а затем тихо забыты.

Я любил избирательные кампании с самого начала своей политической карьеры.

Предвыборная кампания отличается напряженным, плотным графиком, необходимостью принимать десятки быстрых решений ежедневно, при стремительно меняющихся обстоятельствах. Это те моменты, в которые, как говорят, «видно, кто мужчина, а кто мальчик».

Это американские горки, когда все попадают в рабскую зависимость от результатов опросов, появляющихся каждое утро. Если замечено снижение популярности, тут же поднимается крик о необходимости изменить стратегию, переделать рекламу, уволить к чертям копирайтера или, что предпочтительно, сменить лидера партии. Если результаты опросов хорошие, все становятся боязливыми и осторожными, ходят на цыпочках и приговаривают: «Теперь самое главное – не наделать ошибок» (что само по себе является самой большой ошибкой во время предвыборной кампании). Нужно научиться игнорировать и оптимистов, и предсказателей неминуемого краха, оставаться сосредоточенным на своей цели, проявляя при этом гибкость в необходимых случаях.

А еще надо быть быстрым. Как говорил Яши Эйлат, один из двух наших рекламистов: «Политическая агитация должна быть актуальной. Это реклама кока-колы может быть одной и той же и полгода назад, и полгода спустя. Мы же должны реагировать на события дня и даже события часа».

Мы так и действовали. Через двадцать четыре часа после сообщения о проведении выборов, пока другие партии еще назначали руководителей штабов и решали, откуда брать деньги, мы уже разместили по всей стране рекламные щиты и заполнили газетные полосы своим лозунгом. Когда наши конкуренты пришли в себя, то обнаружили, что мы заполучили все лучшие места для размещения наружной рекламы.

По сути, первые две недели мы участвовали в предвыборной кампании практически в одиночку и совершили большой рывок в результатах опросов – от шести до восьми, а затем и до одиннадцати мандатов.

Скорость нашего реагирования на события объяснялась в том числе тем, что мы, задолго до Барака Обамы, были одними из первых, широко использовавших интернет. Годом раньше партнер Яши, Алекс Белецкий, объясняя мне эффективность и преимущества интернета, говорил медленно и внятно, будто имел дело с музейным экспонатом, который все еще пользуется гусиным пером. Он был очень удивлен, когда понял, что этот весь седой лидер партии был одним из первых людей в стране, подключившихся к интернету, и эффективно пользовался им задолго до самого Алекса.

То, что поначалу казалось пустыми претензиями маленькой амбициозной партии, все большее число людей начинало воспринимать как реалистичный сценарий событий. Журнал «Ньюсуик» в своем комментарии к большому интервью со мной заявил, что «Шинуй» может получить столько голосов, что «Томи Лапид станет “делателем королей” в израильской политике». Я разослал эту статью всем, с кем был знаком, и даже некоторым, с кем не был. «Мы уже не маленькая партия, – повторял я своим однопартийцам снова и снова. – Мы большая партия, которая стремится во власть. Именно так мы и должны вести себя».

Несколько дней спустя мы проводили фокус-группы. За столами сидели, слегка смущаясь, обычные люди, и отвечали на вопросы о своей жизни и своих предпочтениях. Я стоял за стеклом и смотрел на своих избирателей (точнее, на тех, кто, я надеялся, станет ими).

– Вы богатый или бедный? – спросила женщина-интервьюер, занося данные в анкету.

– Ни то ни другое, – ответил один из опрашиваемых. – Я средний класс.

Другой участник, сидящий напротив него, поднял голову.

– Точно, – сказал он удивленно, словно впервые об этом подумал. – Я тоже средний класс.

Тем вечером мы собрались у меня дома, в гостиной. После долгого обсуждения решили положить в основу своей кампании три принципа: борьба против ультраортодоксов, борьба с коррупцией, положение среднего класса.

Я сказал своим товарищам по партии, что среднему классу осточертело быть единственным, кто платит налоги; единственным, кто выполняет свой долг в качестве резервистов; единственным, кто соблюдает законы; единственным, кто держит всю страну на своих плечах, в то время как другие, пользуясь его молчанием, набивают себе кошельки и карманы.

В заключение я напомнил нашей команде слова Эммануэля Жозефа Сийеса в разгар Великой французской революции:

«Что такое третье сословие? – Все.

Чем оно было до сих пор? – Ничем!

Чего оно требует? – Стать чем-то!»

Ответом мне были только осоловевшие взгляды моих соратников – вероятно, по причине позднего часа.

Две недели спустя состоялись выборы. На этот раз я не пошел в телестудию, а остался дома, с семьей и друзьями. И смотрел – во второй раз в жизни, – как мое имя поднималось вверх в графиках. Поднималось, поднималось, пока не достигло цифры 15. Пятнадцать мандатов!

Все стали смеяться и ликовать, пока Шула не заметила, что я помрачнел.

– В чем дело, Томи? – спросила она.

Все замолчали и уставились на меня.

– Я вдруг почувствовал всю тяжесть ответственности, – сказал я им. – Это больше уже не игра. С пятнадцатью местами в парламенте я могу изменить страну.