— Знаешь…

Юлия говорит, стараясь попасть в тон шуму ветра за шторами, взмывающими как знамена.

— Знаешь… а я больше не согласна с тем, что этот мир стоит смерти… И я больше не хочу, чтобы он был уничтожен. Мне теперь было бы так жаль его…

— Почему?

Вспышка далекой молнии озаряет его лицо серебряным отблеском. Вероятно, от этого бледные губы кажутся ртом статуи из неизвестного металла.

— Почему?!

Что такого удивительного она сказала? Зачем она это сказала… потому что не могла не сказать. Как всегда. Аура… теперь хоть дальше молчи! Кажется, ему это очень важно. Юлия впервые видит дона Карлоса таким.

— Скажи — почему?!!

Юлия молчит. И заклинает его, мысленно молясь всем богам, которые когда-либо были на свете… Прочти это в моих глазах!

— Почему?! Ну!!

Его лицо склоняется все ближе, и она с восторгом и ужасом понимает… Неужели, он видит?!! Да, конечно. Он ведь всегда все понимает. И знает о ней все — больше, чем она сама знает о себе… Ну, так прочти это в моих глазах!

— Ответь мне.

— Нет.

— Ответь!

— Прочти это в моих глазах! Я люблю тебя!

Его лицо меняется, как будто он вдруг увидел нечто, чего не бывает на свете. Серебряные глаза загораются золотом от отблесков камина.

Ну… Прочти… Ты же знаешь… Ты уже все знаешь…

И он приоткрывает красивый рот, собираясь сказать. Произнести вслух то, что она поклялась себе, никогда больше, не произносить.

Ну, давай, скажи это сам!

Ледяной ветер, ворвавшийся в помещение, гасит свечи. Изумрудная штора рвется с треском, летит на пол скомканной тряпкой.

И тут же под ноги им, сбивая со звоном упавший канделябр, падает что-то тяжелым мешком… А в проеме окна появляется высокая фигура в черном плаще с капюшоном.

Что это значит?! Неужели, это у нее в голове гремит ее собственный вопрос, озвученный кем-то другим?

Когда проходит первый шок от неожиданности, черная фигура, откинув с лица капюшон, оказывается Себастьяном. Юлия с ужасом узнает черные длинные волосы и лицо, искаженное зверской гримасой. И капризный рот, с которого медленно стекают на подбородок алые капли.

Но не это самое ужасное. Это ничто по сравнению с другим.

Тяжелый предмет, мешком валяющийся у ее ног… оказывается телом Антонио.

Обездвиженным, искореженным, с разбитой головой и глубокими ссадинами на руках и лице. Кожаная куртка в липких пятнах порвана на плече.

Себастьян вытирает окровавленные губы белым рукавом рубашки. И что-то говорит Карлосу, который спокойно стоит, лишь гневно, холодно сверкая хирургической сталью недавно таких любимых глаз.

— Это значит, что за время, которое ты был занят… неизвестно чем, мне пришлось обойти все бары и наркопритоны Барселоны! Чтобы, в конце концов, найти его… угадай где?

— Мне это не интересно.

— Неужели? Я нашел его на вокзале. Почти вытащил из поезда в Мадрид — он собирался удрать! Ты понимаешь?!

— Это не твое дело!

— И мы опять искали бы его неизвестно сколько…

— Это не твое дело!

Этот голос! Шепот, усиленный динамиками. Тот самый, от которого волосы встают дыбом, и мороз взбирается по спине к затылку.

— Ты забыл о своем деле, и оно стало моим.

— Как ты посмел?!

В эту секунду, в то же окно, тихо влетает Стефания. И молча, встает за спиной Себастьяна, грустная и решительная.

— Как вы посмели??!

Теперь это даже не голос — то, что грохочет в стенах спальни, освещенной пламенем камина. Или просто гром, раздающийся снаружи, придает ему такую мощь?

— Дон Карлос, ты забыл о своем деле! Мы столько времени занимались этим, а теперь ты все оставил из-за… Ahora, cuando todos los fue ya a te en las manos, prefieres jugar con la pindonga![39]

Говоря это, Себастьян метнул на Юлию такой взгляд, что она без перевода поняла смысл выкрикнутых слов.

— Молчать!!

Дальше все было очень быстро.

Стефания вскрикнула за секунду до того, как дон Карлос молниеносно вытянул правую руку вперед.

Порыв ветра такой силы и направленности ударил в голову Себастьяна, что она откинулась назад, будто переломились шейные позвонки. Все тело его резко шатнулось, а еще через секунду его не было в комнате. Он выпал за перила террасы без звука, беспомощно вытянув вперед руки с широко расставленными пальцами, словно хотел зацепиться за воздух. Видя это, Стефания бросилась следом.

— Забери его! — приказал ей дон Карлос. Но это было лишнее.

Юлия видела, как Стефания, уже в воздухе легко, будто ребенка, подхватила его на руки. И, накрыв полами своего тонкого, необъятного и прозрачного, как шифон, плаща, исчезла в грозовой ночи.

Теперь на полу остался только Антонио.

Юлия медленно опустилась на колени перед неподвижно лежащим телом.

— Боже…

Неизвестно, что больше ее поразило. Что сильнее воздействовало на психику, пришедшую мгновенно в состояние крайней ясности — вид истерзанного юноши или… прозрение. Прозрение, ужасное в своей элементарности. Как всегда — стоило лишь поверить в счастье, на одну единственную секунду позволить себе надеяться, как жизнь подбросила доказательство его иллюзорности! Ну, сколько можно быть такой?!!

— М-м-м…

Юлия глухо застонала. Склонившись над Антонио, она не имела сил дотронуться до липких пятен, покрывших его лицо и тело. Преодолевая невольное отвращение, только приподняла над полом его руку, тяжелую и бесчувственную, как мясо на рынке.

— Не бойся…

Презрение и гнев в голосе Карлоса сделали его не таким бархатным, как обычно.

— Не бойся. Он жив. Только парализован на время и… несколько обескровлен.

Лишь вглядевшись внимательнее, она заметила сквозь запекшуюся кровь и грязь маленькую, глубокую рану на шее Антонио.

Тогда Юлия отпустила его руку. И она упала на пол с тихим стуком.

— Так это был ты?!! Боже, как я не догадалась…

В отсветах пламени камина лицо Карлоса переливается живыми, теплыми красками. Кажется, что легкий румянец покрыл его скулы.

И при этом, у нее волосы на голове шевелятся от ужаса. И горького раскаяния. С таким поведением, с такими представлениями о жизни она непременно, рано или поздно должна была вляпаться именно в такое!