— Госпожа…

— Кадавр?!

— Это я. Мы с вами уже беседовали. Помните?

— Я думала, это был сон! Я не ваша хозяйка!

— Я знаю. Дар Хозяина слаб. Он плохо меня слышит. Мне нужна именно ваша помощь.

— Говорите. Я передам.

— Нет, еще рано. Я не все успел выяснить.

— Я не понимаю.

— Я объясню.

И он объяснил. Я слушала его, все больше удивляясь.

Дух мобиля был подключен к общей Кадавр-Сети. В последнее время в ней творилось что-то неладное. Обычные кадавры на тревожные изменения не реагировали – они лишь бесплотные ай-твари, почти потерявшие разум, натренированные выполнять простые действия и подчиняться инструкциям, приходящим из центра управления.

— Но я необычный кадавр, — как и в прошлый раз, повторил мой собеседник. — Я чую зло. Что-то недоброе затевается.

— Что? — похолодев, спросила я.

Это кадавр как раз и пытался выяснить. Своим посредником он выбрал меня. Почему меня? Я его слышала. Самое интересное дух мобиля припас под конец. Он озвучил свои условия. Да-да, он желал, чтобы за сотрудничество ему кое-что перепало.

— Я джинн.

— Настоящий?!

Да. Древний дух, заключенный в металлическую деталь мобиля. Классическая история. Некогда он был могуществен, но злой колдун заточил его в тыкву, а маги-инженеры использовали для придания «атмосферы роскоши» в дорогой машине. У джинна есть условие. Он раскрывает возможный заговор, но я должна обещать освободить его из механической темницы.

… учитывая все обстоятельств… ничего личного, госпожа.

— Я?! Каким образом?!

— Только вы, госпожа, поверьте. Достаточно вашей воли. Нужно лишь произнести: ты свободен, раб мобиля.

— Так просто? Ну… хорошо. А три желания?

— Вы еще верите в сказки? — укоризненно поинтересовался дух.

— Ну… хотелось бы иметь побольше личной заинтересованности. Ничего личного.

Кадавр замолк, явно раздумывая:

— Помимо сбора информации могу пообещать прийти на помощь, если жизни вашей или хозяина будет угрожать смертельная опасность. Получается три желания. Джинны не столь могущественны, какими их изображают в книгах. Есть среди нас великие асуры и ракшасы, способные по прихоти своей строить и уничтожать целые города, но я – обычный дэв. Сначала я соберу факты, потом вы меня освободите – все честно. Мы не обманщики, госпожа – сказки и тут лгут. Люди часто используют нас в своих корыстных целях, вот и приходится быть… изворотливыми.

— На вашем месте я бы ему верил, кхе-кхе… — Тупорыл проснулся и сидел в своей клетке, скрестив ноги и настороженно оттопырив уши. — Мелкие домовые импы тоже чуяли. Что-то приближается, нехорошее оно. Подстраховаться-то не помешает.

— Обещаю, — сказала я, подумав. — Я даю вам обещание выпустить вас на волю, раб машины.

Я сцедила каплю крови в специальное устройство в мобиле. Антону Макаровичу я расскажу, если там действительно будет что-нибудь серьезное. Пока не знаю, как я это сделаю. Он и так невысокого обо мне мнения, а если все это выдумки, совсем разочаруется. Если джинн и вправду выяснит что-нибудь важное, освобожу его и сделаю вид, что так и было: Олевские богатые, купят себе другую игрушку под капот, а мне страшно. Кажется, я задумала маленькую месть. Из лучших побуждений, но…

— Куда теперь? — спросил джинн, заведя мотор.

— В «Курицу-гриль» на Фермерской, а потом в общежитие, — скомандовала я.

— А ничего тут у вас, — деловито сообщил гоблин из своего нового места жительства. — Простор, лепота. Места бы побольше. Я-то крупноват, из северных мы. А ваш-то прежний посубтильнее был, южных кровей, надо полагать. Я тут поколдую, с вашего разрешения.

Холодильник противно заскрипел. Мы зажали уши. Снаружи ничего не изменилось, но гоблин удовлетворенно сообщил, пыхтя:

— Так-то лучше. Тепереча и креслице развернуть получится… вот.

— Подпространство, — рассеянно проговорил Меркурий Родионович, делая пометку в листе, закрепленном на планшетке-держателе. — Вы там, милейший, не переусердствуйте!

— Не буду. Инструкции чту, — отозвался Тупорыл.

Мы стояли у холодильника, сгорая от любопытства, но заглянуть внутрь не могли: волшебство бытовой нечисти – особое, не для человека.

— Прежний жилец-то из ваших рук питался? — донеслось откуда-то из-за полок морозилки.

— Нет, — хором сказали мы. — Он не просил.

— Немудрено, — Тупорыл глухо хмыкнул и опять чем-то загремел, — ему без надобности было. Потому как… вороват был. Хозяйки, кто-нибудь, поганое ведро подставьте.

— Мусорное, — уточнил Клязмин, потому что мы с девчонками удивленно переглянулись.

Марьяша принесла мешок для мусора. И взвизгнула от неожиданности: из холодильника полетели коробочки от йогурта, пустые и полные, засохшие сосиски, куски хлеба, маковые булочки и треугольники сливочного сыра в фольге. Продукты пролетали прямо сквозь боковую пластиковую стенку, зависали на миг в воздухе, и Марьяша ловила их пакетом, едва успевая поворачиваться.

— Фу, — Ксеня зажала нос. — Просроченное.

— Совсем другое дело, — прогудел из холодильника Тупорыл. — Чистота первей всего соблюдаться должна. Поелику нет чистоты – нет милости Белолики-Дарительницы. И соответственно – харчей.

— Серьезный подход, — одобрительно сказал Милли.

Ри-ши на его плече глубокомысленно пискнул.

— Девочки, — строго сказал комендант. — Новый Холодильный на вашем довольствии. Провести официально по бумагам я его не могу. Вернее, могу, но бюрократии столько, что разрешение получите курсу к пятому. Прежний с обеспечения снят и отправлен к техномагам… — Меркурий Родионович щелкнул пальцами и подхватил из воздуха желтоватый плотный лист, похожий на кусок упаковочной бумаги, — по заявлению от оного жильца. Вот: ввиду невыносимых условиев проживания и огневых дивер… диверсиев. Это кто у вас огнем-то баловался?

— Это Ри, случайно, — сказала я. — Угольки из камина рассыпал.

Ри-ши и Милли посмотрели на меня с укоризной. Но ничего не сказали: пикси – потому что не мог, а альв – потому что сумасшедшие тоже имеют право на выбор. Я свой выбор сделала: хочу поймать саламандра, в прямом смысле – на горячем. Клязмин нахмурился, но кивнул.

— Мы прокормим господина Тупорыла, — обещала я. — Не волнуйтесь, Меркурий Родионович.

— О, коврик! Хороший, вязаный, в кружавочках, почистить только маненечко, — сказал Тупорыл, появляясь перед нами с грязной разноцветной тряпкой в лапах.

— Моя салфетка с комода,— вздохнула Ксеня. — А я-то думала, куда она делась.