его ученики, его последователи, мы можем увековечить память Владимира Ильича не тем, что воздвигнем склеп, отольем бюсты и построим памятники. Мы с вами имеем возможность почтить тов. Ленина так, как он этого заслуживает… Мы построим памятник Владимиру Ильичу в том случае, если в душе каждого из нас сохранится до гроба та любовь ко всем трудящимся, ко всем угнетенным и та горячая ненависть ко всякой эксплуатации, которой горел Владимир Ильич на протяжении всей своей жизни. Это будет лучшим памятником жизни, борьбе и учению нашего учителя и нашего вождя»[91].

Да, Рыков был одним из тех, кто принял решение сохранить тело вождя — хотя бы на год-другой, хотя испытывал и сомнения по этому поводу. Среди других возможных авторов этого политического проекта историки и мемуаристы называют Иосифа Сталина, Леонида Красина и даже Льва Троцкого, который в то время находился в Грузии на лечении, а позже критиковал этот проект с научно-марксистских позиций.

Быть может, итоговое поражение в сражении за память о Ленине стало для Троцкого не только первым после смерти вождя, но и роковым. Дело даже не только в Мавзолее. Скорее всего, задним числом Лев Давидович преувеличивал свое тогдашнее неприятие этого проекта. Государствообразующей идеологией страны стал культ Ленина, «Ильича», как его называли интимно. И Троцкий был вовсе не противником, а одним из творцов этого культа, хотя, в силу обостренного самолюбия, не самым энергичным. Но несомненно, что Льву Давидовичу в глазах общества не удалось стать «душеприказчиком» Ленина. Сталин и Рыков постарались отстранить его от этой роли.

Секретный зондаж общественного мнения (изучали прежде всего настроения рабочих) показал, что пролетариат считает Рыкова одним из предпочтительных наследников Ленина. Его репутация среди тех, кто в целом поддерживал большевиков, в 1924 году оставалась высокой. «Телефонно-телеграфный завод имени Кулакова: Все рабочие поглощены мыслью о смерти Ильича. Среди рабочих ведутся разговоры о преемнике тов. Ленина на пост предсовнаркома; намечается тов. Рыков и что рабочие не согласны с кандидатурой тов. Зиновьева и Троцкого», — фиксировали спецсводки. И таких свидетельств в то время было множество.

2. Вместо Ленина

В зарубежье многие надеялись на мифический заговор в РККА. Достоверные слухи о болезни Ленина укрепляли эту веру. Многие белые — в особенности из числа военных — верили, что армия вот-вот отторгнет власть большевиков.

О грядущем военном диктаторе в эмиграции тогда писали многие, надеялись то на Михаила Тухачевского, то на неизвестного героя. Давние оппоненты Ленина верили, что его преемники не сумеют прочно удержать власть без кардинального изменения курса. Многие не сомневались, что система не продержится и нескольких лет. Между тем в Советском Союзе военные не приняли никакого участия в распределении ленинского наследия. Первые дни после смерти председателя Совнаркома показали, что партийный аппарат уверенно контролирует и Красную армию, и ВЧК, а комиссариаты уже привыкли работать в отсутствие основателя советского государства. И все-таки «смену караула» «ленинская гвардия» должна была провести без репутационных потерь.

Что это значит — быть преемником Ленина? В своем «политическом завещании» (этот устоявшийся термин, которым определяют последние диктовки вождя большевиков, не вполне точен) Владимир Ильич не упоминал Рыкова. Во многом потому, что доверял ему. И потому, что там речь шла о партии, Ленин откровенно критиковал всех кандидатов в партийные лидеры, а Рыков, хотя и был одним из старейших по партийному стажу большевиков, за шесть послереволюционных лет глубоко врос в исполнительную власть. Ленин уже воспринимал его как крепкого и многое понимающего хозяйственника. Да, члена ЦК и члена Политбюро, но по существу — далекого от партийной иерархии. Партийными делами он занимался постольку, поскольку они касались экономики — крестьянского вопроса, промышленности, бюрократической системы… Ленин не видел в Рыкове и амбиций вождя, качеств, необходимых для единоличного главы государства. По-видимому, будущее Советского Союза его создатель воспринимал в связи с неким «коллективным» управлением, хотя и понимал, что вожди неминуемо проявятся. И осознание этой закономерности досаждало Ленину, разбитому болезнями, но не видевшему себе достойной замены.

Семен Буденный, Георгий Чичерин, Алексей Рыков (справа налево) и др. на трибуне во время празднования 1 Мая на Красной площади. 1 мая 1924 года [РГАКФД. В-3288]

Смерть вождя — даже давно болевшего — это всегда суматоха и резкие повороты. Это всегда «война за наследство». В тихой борьбе за власть инициативу держала так называемая тройка — Сталин, Зиновьев и Каменев, сплотившаяся (на короткое время) главным образом с одной целью — нейтрализовать Троцкого. Они нашли оптимальную схему: выдвинуть Рыкова в председатели Совнаркома СССР и РСФСР, одновременно уменьшив политическую роль правительства. Борис Бажанов (в то время — сотрудник сталинского аппарата ЦК, а с 1928 года — перебежчик-невозвращенец, живший во Франции) в своих сенсационных мемуарах Рыкова припечатал без снисхождения: «В связи со смертью Ленина и связанной с ней суматохой пленумы ЦК следуют один за другим… Кого назначить председателем Совнаркома на место Ленина? Ни в Политбюро, ни даже в тройке согласия нет. Члены тройки боятся, что, если будет назначен один из них, для страны это будет указанием, что он окончательно наследует Ленину — как № 1 режима, а это не устраивает остальных членов тройки. В конце концов сходятся на кандидатуре Рыкова: политически он фигура бледная, и его пост главы правительства будет более декоративным, чем реальным (вроде как Калинин, председатель ВЦИК, формально нечто вроде президента республики, а на самом деле — ничто). До этого Рыков был председателем Высшего Совета Народного Хозяйства»[92].

Так мог написать только человек, далекий от Рыкова и его ежедневных дел. Неудивительно! Бажанов вступил в партию только в 1919 году, много лет провел в малороссийской провинции. Рыков как революционер, как деятель Гражданской войны оставался для него тайной за семью печатями. Саморекламы Алексей Иванович не любил. А Бажанов прорвался в аппарат Кагановича, а оттуда, по протекции мэтра — в окружение самого генерального секретаря. Стал помощником Сталина по делам Политбюро, неофициально — личным секретарем, а уже в начале 1928 года, разочаровавшись в идеях коммунизма, бежал за кордон. Ловкий авантюрист, он некоторое время хорошо разбирался в расстановке сил на советском политическом олимпе. Но — только со сталинской точки зрения. Для понимания сути исполнительной власти, ее скрытых пружин этого маловато.

Молотов, если верить записям Фёдора Чуева, в преклонные годы рассуждал с «правоверных» позиций: «После смерти Ленина, когда остались три его заместителя — Цюрупа, Рыков и Каменев, мы обсуждали вопрос, кого назначить Председателем Совнаркома. Были сторонники Каменева, но Сталин предпочитал Рыкова, потому что тот хоть и был за включение в правительство меньшевиков