воспользоваться сегодняшней солнечной погодой с легким ветром, чтобы приступить к «змеефотосъемке». Его летательный аппарат сделан на заказ из легкого углепластика по форме роккаку, что по-японски значит «шестиугольник», и отличается хорошей аэродинамикой. Для дополнительной стабильности дистанционно управляемая камера крепится на отдельном 10-метровом подвесе. Если основной леер, длина которого около 100 метров, подходит к змею под углом 45°, то фотографии будут сделаны с высоты около 60 метров.

Вместе с моим напарником геологом Дмитрием Бадюковым мы быстро провели ряд основных геодезических измерений, чтобы собрать ключевые данные о площадке. Высота над уровнем моря определяется при помощи уголкового отражателя, установленного на определенной высоте – 1,5 метра – на рейке, которую геодезист переносит с места на место. По сути, он заполняет карту, выбирая расположение и плотность опорных точек. Вся измеряемая территория покрывается по мере смещения профиля – линии, вдоль которой проводятся измерения. Оператор теодолита наводит мощный телескопический объектив на отражатель так, чтобы он попадал в центр визирного перекрестия, а затем измеряет расстояние и высоту, посылая инфракрасный сигнал. Первый снятый нами профиль шел от уровня моря до самой высокой точки, которую мы могли найти. Низкий гребень, на котором я стоял, был на 14 метров выше уровня моря. Благохранимый дом находится на высоте ровно 13 метров. Высота обрыва – 4 метра, и его край расположен на высоте 11 метров над уровнем моря, а прибрежная полоса начинается на высоте 7 метров. Мы с Димой приготовились перейти к следующему профилю, когда вдруг услышали громкие вопли: «Медведь! Медведь!» Все бросились к краю обрыва. По кромке воды брел медведь. Казалось, белый хищник был так же чужд этой пустынной области, как и мы. Каждые пять шагов он задирал голову и сосредоточенно принюхивался. Белый медведь обладает широко разветвленной носовой полостью, выстланной слизистыми оболочками, что позволяет ему чуять и выслеживать свою добычу по запаху на расстоянии нескольких километров. И он нашел нас. Наш первый медведь был коротыш, и на правом плече у него была рана, нанесенная, вероятно, более крупным соперником.

1 сентября 1995 года, пятница

Наступил сентябрь. Это наш шестой день на острове. Мы работаем с утра и до позднего вечера, и времени писать почти не остается. «Иван Киреев» ушел вчера утром: отправился в залив Иванова забрать работавшую там группу. Рядом с нами проходит обширный циклон, и мы оказались в его периферии. Из-за штормового ветра пропеллер, приводящий в движение наш электрогенератор, издает звук, похожий на вой. Когда небо закрывают густые облака, даже сквозь прочный брезент виден свет от лампочки, встроенной в трансформатор ветрогенератора в качестве предохранителя. Рев ветра постоянно стоит в ушах и в конечном итоге подчиняет себе все чувства. Воздух не такой уж холодный, +5 °C, но благодаря ветру с его выстужающим эффектом кажется, будто температура намного ниже нуля. Моя одежда создает надежную защиту (теплая куртка плюс дождевик, термобелье, шерстяные перчатки с вырезами для пальцев), так что я не страдаю от холода, но на раскопе некоторые жалуются на затекшие конечности и болезненные, распухшие из-за холода и влажности руки. В небе над нами разворачивается драматичная панорама: оставшаяся после шторма широкая полоса облаков на горизонте, словно гигантский мост, закрывает солнце, а на их темном фоне сверкают, как жемчуг, легкие кучевые облака. Море белого цвета, высокие волны, поднятые резкими порывами ветра, разбиваются, обрушиваясь тучей брызг, и «водные дьяволы» гоняются друг за другом по всей поверхности моря. Когда луч солнца скользит по темной воде, он окрашивает ее в аквамариново-синий цвет, как на картине. Тот тут, то там над белыми шапками пены вспыхивают короткие яркие радуги, и мы с трепетом следим за динамичной сценой, которая разворачивается вокруг нас. Сегодня наша геодезическая «тотальная станция» установлена на краю плато, у самого берега. Мы хотим первым делом закончить обследование области вокруг раскопа, а потом займемся берегом и поможем в поиске судна.

Юрий Мазуров на фоне полуразрушенной башни маяка на мысе Спорый Наволок

Во второй половине дня начал моросить дождь, и через несколько часов всё настолько пропиталось влагой, что, когда снимаешь куртку, от твоей одежды начинает валить пар. Бумага закручивается. Конденсат оседает на стекле и металле. У меня были сомнения, стоит ли включать геодезическую станцию, поскольку был велик риск короткого замыкания. Влажность здесь так велика, что ничего не сохнет. Ночью ты кладешь мокрую одежду себе под голову и засыпаешь. Дни тянутся долго. На острове ты один на один со своими задачами и мыслями. В этом однообразии весь твой мир сжимается до тесного круга, в котором над мрачным ландшафтом тают облака пара от твоего дыхания. Обрывки мыслей проносятся у меня голове, и, поскольку повседневные чувства и проблемы отступают, воспоминания и ассоциации, сливаясь, выходят на первый план.

За ужином наши русские друзья достали две неизвестно откуда взявшиеся бутылки «Московской». Выпивка сняла напряжение, которое накопилось за день тяжелой, сосредоточенной работы. Бас описывал «конфликт» в Ост-Индских колониях, случившийся в начале этого века. Дирк, Ханс и Ержи, склонившись над фотокопией «Дневника» Геррита де Вейра, обсуждали стратегию наших раскопок на оставшиеся дни. Каждый следовал за своим красноречием, и так закончился наш день. Мне нравится слушать их разговоры и ощущать свою принадлежность к общему делу. И если есть на свете что-то, ради чего я всё это делаю, так это именно всё то, что мне пришлось оставить, чтобы добраться сюда. Спрыгивая в прибой шесть дней назад, я мысленно представлял себе любимую девушку и место, которое я мог бы назвать своим домом, а вовсе не ту убогую дыру, куда мне предстояло вернуться и где надо будет ежедневно чистить плиту от мышиного помета. Впрочем, до этого еще далеко: мне всё еще не хватает цели в жизни, места в обществе и иногда похода в кино. И пускай этим местом станет весь земной шар, включая самые негостеприимные его части.

«В доме у Берта Ханстры всегда была особая атмосфера, – жизнерадостно сообщил Антон сегодня вечером. – Каждую пятницу мы собирались у него на музыкальные вечера, и 30 лет я и моя флейта были там завсегдатаями. Пока Берт монтировал фильмы в своей студии, мы веселились, музицируя».

Сегодня утром при раскопках был обнаружен кусок свинца, на котором было нацарапано «Баренц», если я правильно разобрал. Как я предполагаю, это он сам написал свое имя. Возможно, как