том докучать, чтоб она клистер себе ставить допустила… к чему напоследок и склонил».

Я внимательно просмотрел все доступные материалы, касающиеся здоровья Анны Иоанновны, и рискну высказать одно оригинальное предположение: императрица страдала болезнью Иценко-Кушинга, которая обычно возникает, как правило, у девочек в детском возрасте в результате поражения (чаще всего, воспалительного, опухолевого) гипоталамуса или гипофиза (отделов головного мозга). Развивающаяся при этом избыточная продукция адренокортикотропного гормона приводит к ожирению лица, шеи, груди, живота при худых конечностях, избыточному развитию волос на лице и теле (по мужскому типу). Наблюдается нарушение менструального цикла, резкие подъемы артериального давления, патология углеводного обмена с развитием признаков диабета, раннее появление атеросклероза. Такие женщины выглядят мужеподобными, громоздкими, тяготеют к мужским занятиям. Очень часто наблюдается бесплодие. Вглядимся в парадные портреты Анны, ее скульптурные изображения, профили на монетах: крупная голова на массивной шее, огромная грудь, выпирающая из корсажа, мощный торс в сочетании с тонкими худыми руками – достаточно характерная картина. С моим предположением согласуется грубый низкий голос, очень ранний, болезненно протекавший климакс и отсутствие у императрицы детей, тяготение к стрельбе, скачкам и другим «неженским» занятиям…

Правление Анны, с точки зрения историков медицины, интересно обилием часто менявшихся придворных врачей. Возможно, это связано и с тяжелым характером императрицы. Специально исследовал эту проблему Б.А. Нахапетов (2005). Однако и ему не удалось обнаружить документов, регламентирующих принципы отбора кандидатов на должность лейб-медика. Очевидно, помимо высокого профессионального мастерства, благонадежности и верноподданности необходимы были и другие качества, возможно, сходные с теми, которые требовались, например, от обер-гофмейстера – придворного, ведавшего дворцовым хозяйством. В инструкции, утвержденной императрицей Анной в 1730 году, говорилось: «Такая персона требуется, которая б не только доброго житья и поступка была, довольное знание и искусство, но знатность и респект имела: верен, скрытен и истинен; и такого христианского жития и поступка был, что паче своим собственным примером нежели наказанием ему подчиненных и прочих придворных служителей основание полагал». Другими словами, требовались верность, скрытность и христианская нравственность. Умению хранить тайны в придворной среде придавалось особое значение, поскольку сведения о состоянии здоровья руководящих деятелей страны, прогноз его на будущее могли стать грозным оружием в борьбе за власть. Широко стали применяться краткосрочные контракты с иностранцами, по истечении срока которых врачи возвращались на родину.

Взаимоотношения между лейб-медиками не были идеальными, несмотря на то что факультетское обещание призывало их к корпоративной солидарности. Так, по докладу лейб-медика И.Х. Ригера, рекомендованного Анне Иоанновне Остерманом, доктор И.Л. Блюментрост был незаслуженно обвинен «во многих непорядках в верхней аптеке» и отставлен от службы без всяких объяснений, без пенсии и положенного жалования. Также без достаточных оснований был уволен лейб-хирург И.И. Пагенкампф, известный своими трудами по акушерству, и доктор Г. Шобер – директор придворной аптеки. Впрочем, собственная карьера Ригера тоже не сложилась. Наводя страх на других, он сам не был свободен от разного рода опасений и, страшась преследований со стороны врага Остермана, Бирона, несмотря на щедрое вознаграждение, в 1734 году бежал из России за границу. Именно Ригер опубликовал в Гааге в 1743 году вывезенный им из России знаменитый рецепт Рюйша для бальзамирования трупов, приобретенный у автора Петром I (Богданов К.А., 2005).

Частая смена лечащих врачей, отсутствие правильного диетического режима питания способствовали утяжелению нарушения обменных процессов. Видимо, с начала 1740 года у императрицы стала развиваться декомпенсация заболеваний: ее беспокоили сильные головные боли и кратковременные утраты сознания (результат подъемов артериального давления?), усилились боли в пояснице, возникали эпизоды «кровавой рвоты». Именно такое сочетание симптомов было отмечено у государыни во время парадного обеда 6 октября (Либрович С.Ф., 1912). Мнения лейб-медиков о прогнозе болезни разошлись: если Фишер предсказывал усиление симптомов и не исключил наихудшего, то Санхец связал произошедший приступ лишь с тяжело протекавшим климаксом.

47-летняя императрица, прикованная к постели, тяжело переживала свою болезнь. К болям в животе и спине присоединились психические нарушения: государыню преследовали кошмары, реализовавшиеся в видениях некоей белой фигуры, бродившей по дворцу… «Это моя смерть», – заявила очнувшаяся от галлюцинаций Анна (Анисимов Е.В., 1998). Несмотря на лечение (примочки, кровопускания, отвары трав, некий порошок Шталя[64]) императрица заметно слабела. 17 октября в полдень у Анны возник левосторонний паралич, появились судороги, нарушение зрения (Миних Э., 1891). Эти симптомы свидетельствуют, что у императрицы развилось кровоизлияние в правое полушарие головного мозга. Чувствуя приближение конца, Анна стала прощаться с близкими…

В огромной спальне перед святыми образами теплились огоньки лампад. За роскошными занавесями постели слабо светилось на прикроватном столике, в специальном серебряном тазу с водой, тусклое пламя ночника. Воздух был спертым, насыщенным запахом благовоний. В пышных белых подушках утопало желтое отечное лицо, окруженное космами черных с проседью волос. Крючковатый нос императрицы заострился, маленькие глаза смотрели поверх голов присутствовавших, полуприкрытые набрякшими веками. Под одеялом горой высилось тело Анны, и запах лаванды не мог скрыть душного смрада, исходившего от больной. Последние слова, по свидетельству английского посланника Э. Финча, императрица адресовала плачущему Бирону, стоявшему рядом с кроватью. «Небойсь!» – четко произнесла Анна, обращаясь к фавориту, понимая, что он лишается единственной мощной опоры. Летний дворец был переполнен. Все ожидали известия от врачей, находившихся в спальне императрицы. Пробило 9 часов… Дверь в зал отворилась, пропустив обер-гофмаршала графа Р. Левенвольда. Он объявил о смерти Анны Иоанновны. Вслед за ним из спальни вышли герцог Э. Бирон и генерал-прокурор князь Н.Ю. Трубецкой. Последний огласил Акт, содержавший волю императрицы. Ужас охватил присутствовавших! Они поняли, что ненавистный всем Бирон становился фактическим правителем страны на семнадцать лет до совершеннолетия Иоанна (Масальский К., 1989).

Достоверных медицинских источников о патологоанатомическом исследовании трупа Анны, в современном понимании этого действия, не сохранилось. Бальзамирование же тела с предшествовавшим ему вскрытием грудной и брюшной полостей и осмотром внутренних органов действительно имело место. Колоритная, но неуместно шаржированная картина этого события, приведенная В.С. Пикулем в романе «Слово и дело», в значительной степени утрирована автором. Вскрытие тела императрицы показало, что в правой почке был найден «коралловидный камень размером с большой палец и много других поменьше». Об этом писал посол Франции Шетарди в донесении в Париж, ссылаясь на информацию барона Остермана (Левин Л., 2000). В сохранившемся списке врачей, исследовавших труп, мы видим имена Каау-Бургава, Кондоиди, Санхеца и де Тейльса.

Изучение симптоматики предсмертной болезни Анны по различным историческим источникам[65], в первую очередь, в отношении мочи, имевшей «гнойный» вид, в сочетании с результатами исследования трупа, при котором в почечных лоханках и в мочевом пузыре были обнаружены камни, дает основание полагать, что причиной смерти являлась хроническая, не