тысяч рублей, а на Медицинскую канцелярию – 16 тысяч рублей в год (Новицкий Н.А., 1950). Главным достоинством ее правления было то, что по своей человеческой ограниченности Анна не додумалась до принятия каких-либо кардинальных решений и государственная машина, запущенная мощной рукой Петра I, продолжала поступательное движение, понемногу снижая обороты…

Петр Великий положил начало династическому обычаю, прочно укоренившемуся и соблюдавшемуся до Николая II, выдавать дочерей и племянниц замуж за европейских принцев – браки считались надежным фундаментом союзов политических. Анну выдали замуж за герцога Курляндского, ее старшую сестру Екатерину – за герцога Мекленбургского Карла Леопольда. От этого брака в 1718 году появилась на свет дочь. При рождении девочку нарекли Елизаветой Катериной Христиной, а после принятия православия стали именовать Анной Леопольдовной. У ее матери не сложилась семейная жизнь с деспотичным супругом. В 1722 году вместе с дочерью она вынуждена была вернуться в Россию. Герцогиня Мекленбургская Екатерина[61] умерла в 1733 году, и с тех пор Анна Леопольдовна находилась на попечении Анны Иоанновны. Устраивая брачные дела племянницы, императрица не считалась с ее чувствами, а руководствовалась мотивами, жертвой которых стала сама, когда Петр Великий велел ей выйти замуж. Правда, у Анны Леопольдовны все же был выбор – она могла стать женой либо ненавистного ей Петра, сына временщика Бирона, либо столь же нелюбимого герцога Брауншвейгского Антона Ульриха, жившего в России с 1733 года. Свадьба с герцогом состоялась 14 июня 1739 года.

Анна Леопольдовна не оставила по себе памяти ни добрыми делами, ни похвальными намерениями. Исторические документы и мемуары современников дают возможность увидеть ее иной, чем блистательные изображения на парадных портретах. Пушечные залпы со стен Петропавловской крепости в полдень 12 августа 1740 года оповестили граждан Санкт-Петербурга о важнейшем событии: у Анны Леопольдовны родился сын, нареченный в честь прадеда Иоанном. Вдовствующая императрица, не имея детей, задолго до рождения внучатого племянника определила, что ему предстоит стать наследником русского престола.

Леди Рондо (1874) так обрисовала внешность императрицы: «Она примерно моего роста, но очень крупная женщина, с хорошей для ее сложения фигурой, движения легки и изящны. Кожа ее смугла, волосы черные, глаза темно-голубые. В выражении лица есть величавость, поражающая с первого взгляда, но когда она говорит, на губах появляется милая улыбка. Она много разговаривает со всеми, и обращение ее так приветливо, что кажется, будто разговариваешь с равным, в то же время она ни на минуту не утрачивает достоинства государыни. Она, по-видимому, очень человеколюбива, и будь она частным лицом, то, я думаю, ее бы назвали приятной женщиной». Замечу, что этот отзыв относится к первым годам правления Анны. Иностранцы, с похвалой отзывавшиеся об императрице, не скрывали истоков этой похвалы – она подчеркивала благожелательное отношение к ним. Противоположную оценку находим в «Записках» Н.Б. Шереметевой, дочери фельдмаршала, супруги И.А. Долгорукого: Анна «престрашного была взору, отвратительное лицо имела, так была велика, когда между кавалерами идет, всех головою выше, и чрезвычайно толста». А вот замечание А.П. Волынского об интеллекте императрицы: «Государыня у нас дура и резолюции от нее никакой не добьешься, и ныне у нас герцог что захочет, то и делает» (Корсаков Д.А., 1891). А вот еще одно свидетельство мемуариста XVIII века князя П.В. Долгорукого (1997): «Императрица была роста выше среднего, очень толста и неуклюжа; в ней не было ничего женственного: резкие манеры, грубый мужской голос, мужские вкусы. Она любила верховую езду, охоту, в Петергофе в ее комнате всегда стояли наготове заряженные ружья; у нее была привычка стрелять из окна пролетающих птиц. Во дворе Зимнего дворца для нее был устроен тир и охотничий манеж, куда ей приводили диких кабанов, коз, иногда волков и медведей».

Итак, кому же отдать предпочтение: льстецам или хулителям? На мой взгляд, никому, ибо «полярные» свидетельства требуют критического отношения. Когда из исторического далека искусственно вычленяются и изолированно обсуждаются, дутой сенсации ради, худшие черты, это прошлое получается еще отвратительнее, чем было в «свое» время. Не избежала такого подхода и Анна Иоанновна. Не стоит забывать, что о государях в те времена не принято было отзываться дурно. Исключения составляют отзывы А.П. Волынского, отличавшегося резкостью в суждениях. Надежным источником для выяснения характера императрицы служат ее поступки, в особенности в годы, когда она заняла трон и ничто не сдерживало проявлений ее натуры. Картина получается вполне определенная: императрица была жестока, груба, расточительна, духовные запросы низки, основная черта характера – лень. Анна обленилась настолько, что с 1735 года практически устранилась от управления страной. Проявляя болезненную страсть к роскоши, она спешила наверстать упущенное за годы скромной жизни в Митаве. Двор Петра Великого, отличавшийся простотой и немногочисленным штатом, императрица задумала преобразовать в самый пышный в Европе. Она учредила множество придворных должностей, завела итальянскую оперу и балет, немецкую инструментальную группу и два оркестра музыки, для которых выписывались лучшие артисты, велела вместо скромного Зимнего дворца соорудить новый, более роскошный. Все это диктовалось не тягой к европейской культуре, а подражанием и мелким тщеславием (Павленко Н.И., 1999).

Надменная и жестокая, Анна Иоанновна была нелюбима даже матерью, которая примирилась с нею лишь перед смертью, по настоянию Петра I. Она вставала между 7 и 8 часами, туалет ее длился недолго. Императрица была неряшлива, несмотря на страсть к роскоши. После утреннего кофе она проводила некоторое время, разбирая свои драгоценности. В 9 часов начинался прием министров; она подписывала бумаги, часто не читая; затем ехала в манеж Бирона, где у нее была отдельная комната. Там Анна ездила верхом, осматривала лошадей, стреляла. В 12 часов она возвращалась во дворец и завтракала с семьей Бирона. В торжественные дни она обедала в присутствии всего двора, в открытом павильоне, с племянницей Анной Леопольдовной и цесаревной Елизаветой Петровной. Во внутренних покоях императрица носила широкий шлафрок, голубой или бледно-зеленый, голову повязывала, по-крестьянски, красным платком. После обеда она ложилась отдыхать. Бирон оставался возле нее, жена его и дети удалялись. После часового отдыха Анна Иоанновна вставала, открывала дверь в соседнюю комнату, в которой за рукодельем сидели фрейлины, и кричала им: «Девки, пойте!» И девушки должны были петь, пока она им не командовала басом: «Довольно!» По вечерам бывали «куртаги». Играли в фараон, банк, квинтич. Проигрывалось и выигрывалось до пятнадцати тысяч червонцев в вечер. Императрица сама держала банк; только те, кого она лично просила, могли понтировать; она платила немедленно и никогда не брала своего выигрыша, так что честью быть приглашенным к игре Анны приближенные очень дорожили (Долгоруков П.В., 1977).

К знаменательным событиям царствования Анны Иоанновны,