– Вполне возможно.

– Регина, – сказал Мин, – бросьте вы эту паранойю. Мойра молода, а сейчас она на грани срыва. Ей необходимо сбросить напряжение. Этот клуб я знаю: там часто бывают французы.

– Знаю. Хотите, я туда кого-нибудь пошлю?

– Не надо. Продолжайте отслеживать ее звонки и доложите мне об этом завтра.

– Хорошо, господин Мин. Хорошего вечера.

Босс отсоединился, а она перевернулась на другой бок и положила очки на ночной столик. Тело, лежащее рядом с ней, от этого стало чуть расплываться, но не настолько, чтобы не увидеть молочно-белой кожи, широких плеч, мощной фигуры с мускулистыми бедрами и маленькой, почти незаметной грудью, и гривку тонких светлых волос, которые практически ничего не прикрывали. Регина Лим наклонилась и раздвинула языком губы Туве Йохансен, отдававшие кофе и ментоловой сигаретой. Норвежка ответила на поцелуй, и оба языка пустились во влажный ригодон, а сухопарая, нервная рука начальницы службы безопасности тем временем расчищала себе дорогу между длинных ног блондинки. Туве застонала. Тогда Регина неспешно ввела ее царственное накачанное бедро между своих бедер и почувствовала, как резвые и умелые пальцы Туве принялись раскапывать и теребить укромный уголок ее тела, продвигаясь все глубже и глубже. Она закрыла глаза.

* * *

Мойра заперла за собой дверь и бросила сумку на диванчик в гостиной. Было около часу ночи. Она сняла футболку и отправилась в ванную. Расстегнула лифчик и поглядела на себя в зеркало.

Выходя из ванной, еще с мокрыми волосами, она снова подумала о Чане. Ей понравились его чисто азиатская сдержанность и предупредительность, и, конечно же, ее не оставили равнодушной его притворная жесткость и необщительность. Она снова почувствовала напряжение, которое не проходило, пока они сидели рядом в его крошечной квартирке, и это было приятное напряжение.

Наконец-то нашелся в этом городе хоть один человек, который не вызывал недоверия, от которого не надо было обороняться… Мойра понимала, что они и дальше будут видеться, что это неизбежно. И удивилась, найдя эту перспективу приятной, несмотря на сложившиеся обстоятельства. Потом вспомнила свою фотографию, пришпиленную к стене рядом с фотографиями жертв, и ледяной холод поднялся от ног по всему телу. Она быстро забралась под одеяло и погасила свет. Ее била дрожь.

– Спокойной ночи, Мойра.

Это был голос DEUS’а.

* * *

Мойра проснулась среди ночи. Спала она чутко и была уверена, что слышала за дверью какой-то шум. По полу в коридоре тихо шаркали шаги. Так передвигается тот, кто не хочет, чтобы его обнаружили, а потому все время останавливается и прислушивается. Может, это нетвердой походкой возвращался домой ночной гуляка… Но что-то говорило ей, что гуляка тут ни при чем. Мойра настороженно прислушалась. Ничего. Но она чувствовала: там кто-то был… После этого она долгие часы провела без сна, с отчаянно бьющимся сердцем, то и дело прислушиваясь, и задремала лишь под утро.

Козуэй-Бэй, убежище от тайфунов, порт Гонконга. Он притулился возле входа в туннель Харбор-кроссинг, в нескольких кабельтовых от Гонконгского королевского яхт-клуба. Это было первое из убежищ, когда-либо построенных в порту после тайфуна 1874 года.

На борту восьмиметрового легкого и валкого катера «Бостонский китобой» они направлялись к убежищу, скользя по серой воде пролива. Катер принадлежал к флотилии полиции Гонконга, насчитывавшей около сотни плавсредств. Солнце на востоке поднялось уже довольно высоко, но с трудом пробивалось сквозь плотный туман, висевший над проливом. За катером летели чайки, переругиваясь на лету, но их проклятья перекрывали рев мотора и плеск волн, с монотонным гудением разбивавшихся о форштевень. Бодрящий утренний воздух отдавал йодом, океаном и водяными брызгами, но к этому примешивался и запах солярки, принесенный ветром от утреннего потока автомобилей.

Ветер шевелил седые волосы Элайджи и ласково гладил густой ежик Чаня. Оба стояли на корме и, прищурившись, вглядывались в приближающийся сквозь туман вход в убежище и в силуэт яхты-джонки, стоящей за молом на якоре. В тумане контуры джонки казались нарисованными угольным карандашом.

Гонконгский порт не только самый крупный торговый порт в мире, он еще служит стоянкой для множества прогулочных судов класса люкс. И джонка Мина не уступала им в роскоши. Сейчас Чань наблюдал, как она проявлялась из тумана, как настоящий пиратский корабль: в отличие от традиционных обводов, у нее была закругленная корма, а на верхней палубе натянут тент. Он уже многое выяснил об этой джонке: длина 28,5 метра, ширина 7,93; сделана из тика и индонезийского яколя[49], чья очень прочная древесина служит материалом для остова судна, его обшивки и киля; снабжена двумя семисотлошадными моторами «Роллс-Ройс»; на борту имеется картина Ренуара. Чань знал, что джонка служила Джулиусу холостяцкой квартирой, и по большей части он жил здесь. Но время от времени отец реквизировал судно, чтобы принять каких-нибудь важных гостей, и тогда Джулиус отправлялся ночевать в отель «Восточный мандарин».

Войдя во внутреннюю гавань, «Бостонский китобой» замедлил ход. Нырнул носом в воду, когда по инерции шел вдоль борта джонки. За скоростными трассами, идущими вокруг залива, в тумане угадывались тени небоскребов Центрального района. Они словно плыли в пустоте, и Чань подумал, что, наверное, в ясную погоду на закате это зрелище просто роскошно. В час, когда все эти гиганты из стекла и бетона зажигали огни, а Пик погружался в темноту, на западе разгорался кроваво-красный пожар.

Но сейчас Чань ухватился за мокрые, скользкие перила джонки, поднялся на нижнюю палубу вместе с двумя полицейскими в форме, ступил на тиковый настил, и ему открылся весь размах царящего там бардака. Над палубой словно прошел ураган – целое торнадо алкоголя и прочих, менее дозволенных законом субстанций. Повсюду валялись пустые бутылки из-под шампанского «Моэт и Шандон», переполненные пепельницы, тарелки с едой; на настиле палубы виднелись черные метки от окурков, которые гасили каблуками. Тут же катались винные бутылки, вторя ритму бортовой качки, а за ними – почему-то красные сатиновые трусы. На банкетке при приближении полицейских проснулась парочка весьма забулдыжного и непотребного вида. Какой-то длинный белобрысый парень в шортах и толстовке с капюшоном бродил по палубе, сливая все, что осталось в бутылках, себе в фужер. В руке у него дымилась сигарета с наркотиком. Гуляка обернулся, увидел полицейских и смешно попытался спрятать косячок за спину.

– Э-э… – только и смог произнести он.

Его налитые кровью глаза были обведены синими кругами, волосы встрепаны, словно он только что вскочил с постели. Может, так оно и было, только вряд ли он вообще сегодня ложился.