С Максимом мы не общаемся. Он действительно оставил меня. Нет больше ни томных взглядов, ни прикосновений невзначай, ни слов, пробирающих до костей. Он продолжает встречаться с Олейниковой, хотя в школе стал держаться с ней более прохладно. По крайней мере на моих глазах.

Я простила его. И я сделала свой выбор. У меня всегда была цель в жизни, и я рада, что мне все-таки удалось не отказаться от нее из-за Максима. Он тоже прекрасно понимает, что совсем скоро я уеду. Действительно, какой смысл нам что-то начинать, если в итоге все равно придётся расстаться?

Я улечу за океан, и мои чувства к нему утихнут. Я знаю, что со временем смогу забыть его. Ведь однажды это уже произошло.

Близится день рождения Максима. Ему исполняется 18 лет. Я не готовлю ему подарок. Больше никаких душераздирающих сюрпризов. Никаких надписей «Герой». Он планирует отмечать дома. Сделать барбекю в беседке. В той самой, в которой мы с ним перед Новым годом разговаривали по душам. Где он поделился со мной своей историей об отце.

Максим приглашает Егора, Алену, Сережу, Вику (они все уже знают, что мы сводные брат и сестра, а наши родители женятся) и, конечно же, свою Олю.

Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Моя соперница в моем же доме. Но ничего. Я выдержу это испытание. Только маску потуже затяну.

Отец дарит Максиму машину. Я удивлена не меньше самого Самойлова. Он отказывается принимать ключи, но папа настаивает. Я наблюдаю за ними со стороны. Это удивительно, но, кажется, отец действительно признал в нем сына.

Я никогда не говорила с папой о том, что произошло между мной и Максимом. Но он знает. И он знает, что я знаю, что он знает. Я благодарна отцу за то, что он дал мне возможность самой выбрать между своей любовью и своей мечтой. Максиму неизвестно, но отец одобрил бы наш союз. Самойлов по-прежнему думает, что факт женитьбы наших родителей — запрещает любые отношения между нами.

Пусть и дальше так думает. Мне будет легче уехать.

7 мая мы с папой вылетаем в Америку. Туда лететь 10 часов, затем из Нью-Йорка на поезде добираться до Бостона. Учитывая разницу во времени и джетлаг после такого перелета, приезжать лучше за несколько дней.

Уже когда мы с папой сидели в самолёте и готовились ко взлету, мне пришло сообщение от Максима. Его первые мне слова с того дня, как он пообещал меня оставить, а потом устроил пожар.

«Кристина, ты самая сильная и умная девушка из всех, кого я знаю. А еще ты самая нежная и ласковая. Ты невероятная. Ты потрясающая. Ты шедевр. Таких, как ты, больше нет. Я верю, что у тебя все получится. Будь собой. Удачи!».

Я не ответила. Поспешно убрала телефон в сумку и отвернулась к иллюминатору, пока отец не заметил выступившие на моих глазах слезы. Достаточно одной смски от Максима, чтобы мой мир снова рухнул.

Я не чувствую, как самолёт начинает двигаться по взлетно-посадочной полосе, я не чувствую, как мы отрываемся от земли, я не чувствую, как начинает закладывать уши от давления. Я смотрю немигающим взглядом на отдаляющуюся Москву и вспоминаю губы и руки Максима. Вспоминаю его слова.

«Моя нежная девочка»

«С тобой никогда ничего не случится, пока я рядом. Ты мне веришь?»

«Я тебя найду!»

«Из всех девушек для меня есть только ты»

Закрываю глаза и чувствую, как по щекам скатываются слезы. Гул самолета подавляет мой всхлип. От моего выигрыша меня отдаляет последняя ступенька — собеседование.

Но что я проиграла?

10 мая в 10 утра я захожу в кабинет. На мне строгая юбка-карандаш чёрного цвета, белая блузка и чёрный пиджак. Волосы убраны в пучок. На лице минимум макияжа. На ногах чёрные лодочки. Передо мной три человека: две женщины и один мужчина. Им всем около 35.

Я сажусь за стол перед ними, держу спину ровно. Моя броня очень плотно на мне сидит. Никто из них не сможет через нее пробиться. Единственный человек, который на это способен, сейчас за океаном. И в отличие от этих троих ему не приходится предпринимать никаких усилий. Ему достаточно просто быть.

Они устраивают мне стресс-собеседование. Каждое мое слово подвергается сомнению. Они блефуют. Они испытывают меня на слабо. Они пытаются вывести меня из себя. Они проверяют, насколько я психологически устойчива. Они пытаются надо мной смеяться. Они пытаются выставить меня дурой.

Где-то через час одна из женщин начинает вытирать салфеткой вспотевший лоб. Ей жарко. Она устала. Мужчина то и дело тянется к стакану с водой. Вторая женщина уже обмахивает себя какой-то тетрадью, как веером.

А мой пиджак по-прежнему плотно застегнут на все пуговицы, а из стакана я не сделала ни глотка.

Я невозмутима. Даю ответы на их вопросы не позднее, чем через три секунды. Первой секунды хватает на то, чтобы распознать блеф это сейчас или нет, второй — на то, чтобы придумать ответ, а третьей — на то, чтобы озвучить его.

Они не знают, что у меня был превосходный учитель, который с нуля построил целую строительную империю.

Империю, которую я возглавлю.

Проходит еще полчаса прежде, чем они меня отпускают.

— Списки с поступившими абитуриентами будут вывешены завтра на доске объявлений в 12 дня, — говорит мне одна из женщин, когда я уже встаю со своего места.

— Хорошо, спасибо, — я дежурно улыбаюсь.

— Мисс Морозова, — обращается ко мне мужчина, когда я уже взялась за ручку двери. Я оборачиваюсь к нему, — надеюсь, мы с вами ещё увидимся.

Секунда: нет, он не блефует. Вторая: я бы тоже хотела, мне понравилось с тобой сражаться. Третья:

— Я тоже надеюсь, мистер Ричардсон.

Искренняя улыбка, и я скрываюсь за дверью.

— Ну что? — Подскакивает ко мне папа. Он тоже взмок.

— Думаю, я их уделала. Но результаты будут завтра.

Отец крепко меня обнимает.

— Пап, если я сейчас не выйду на воздух и не выпью ледяной воды, то потеряю сознание. С них там три пота сошло, а я сдержалась и даже пиджак не расстегнула.

— Правильно. Ты показала им свою выдержку.

На следующий день мы приезжаем в Гарвард в 12:10. У доски объявлений не протолкнуться. Кто-ты выбирается из этой толпы с криками радости, а кто-то со слезами горя.

Я ничего не чувствую. Будто робот направляюсь к доске. Протискиваюсь вперёд и жадно всматриваюсь во все