— Говорите по сути! — терял терпение судья.

— Ну, а теперь по сути! Коль так просите! — усмехнулся Кузьма и заговорил, словно все эти дни готовился к предстоящему процессу: — Сегодня мы говорим о факте, намеренно забывая или не желая вспоминать его предысторию. Ведь случившееся, как бы тут ни пытались его исказить, ни в коей мере не связано со мной. И рассматривать последний случай, без начального, не просто недопустимо, а и незаконно. И если мы сегодня смолчим об этом, завтра любого из вас может постичь участь Катерины. Сегодняшним процессом кому-то на руку скрыть, спрятать уголовное преступление, совершенное не без умысла, с целью ложных подтасовок, привлечь к ответственности Катерину! — выдохнул Кузьма и оглядел притихшего судью, обвинителя, заседателей, собравшихся в зале: — За неделю до драки, а это многим из вас известно, в сумку поварихе были подложены продукты. Ни до того дня, ни потом разговоров о — нехватке продуктов в столовой не было. Никто не подозревал Катерину в воровстве. Подложенного она не заметила потому, что в сумке лежали продукты, купленные в магазине. Их в столовой не бывает. И все же странно, что именно тогда, когда кто-то из подсобниц совершил преступление, в столовой тут же появился рабочий контроль наготове с понятыми, — глянул Кузьма на Катерину, слушавшую его, затаив дыхание. — Как была в тот день избита повариха, имеется медицинское освидетельствование, подтвердившее совершение насилия и телесных повреждений, причиненных женщине. Эти документы находятся в прокуратуре Магадана. Но кому-то не по нраву придать огласке случившееся, и расследование затянуто. Естественно, Катерина, зная о подлости подсобницы, могла подозревать любую из троих. Не удивлюсь, если все они участвовали в этом. Они своими допросами такое подтвердили.

— Врешь ты все! Воры вы! Вместе со своей Катериной! — выкрикнула Ленка с места.

— Подсобницы, видевшие в тот день все, забыли, что вместе с поваром работают не первый год. Никто из них не заступился за бабу. Ни словом, ни пальцем не пошевелил. Даже в зонах, среди шпаны, не видел таких пакостных, подлых, грязных людей. Вот кого из поселка гнать надо! Им мало было подвести повариху под статью! Они мечтают вернуть ее в зону! Молодая смена оголтелых негодяек! Да вам и в зоне места не нашлось бы! Против вас зверь — человек, а стая — общество! Это вас укрыли, спрятали от суда и ответственности! Вас и тех, кто заказал такую пакость! Вас и тех, кто изголялся над бабой в столовой, едва не убив повариху за ваш подлог! Вас не судить, казнить надо! — сорвался Кузьма.

— Все понятно, — хотел прервать обвинитель. Но Кузьма продолжал: — Не Катерина, а подсобницы и те, кто подстроил проверку, учинил расправу, должны сейчас отвечать перед судом. Виновным и половины зала не хватило б! Они и сейчас здесь. Почти все! Почему же не Катерина, а они требуют ее наказания? За что она названа преступницей? Иль вам, собравшимся здесь, как на зрелище, мало было видеть ее истерзанную в тот день в столовой? Почему никто из вас тогда не вступился за нее? Не потребовал правды для

Катерины? Или у каждого эта правда — своя? — откашлялся Огрызок: — Я был судим. Но никогда не признавал победой расправу со слабым и невиновным. И это — не суд! Судилище! И каждый из вас это понимает!

— Во чешет! Ну и Кузьма!

— А чё? Правду-матку!

— А говорили — разбежались они, как два катяха в луже! Где же это?

— Так их, судейских! Руби, Кузьма!

— Оно и верно! Нынче Катерину, завтра другого также за штаны сгребут! Уж коль судить, так чтоб все по правде, как перед Богом! — откашлялся в первом ряду старик, приисковый сторож.

— Молодчага, Кузьма! Нехай доследуют! — увидел Огрызок лесника Силантия.

— Я понимаю, вы приехали сюда с готовым решением. И что бы мы здесь ни говорили — прокурор знает, сколько просить, судья — сколько дать. Но и вы, и мы понимаем, что и этот процесс заказан кем-то… Ничто случайным не бывает. Одно хочу добавить: в случае обвинительного приговора найдется кому сыскать начало.

— Это ваше право! — ответил судья и добавил холодно: — Идите на место. Диктовать суду, а тем более угрожать, не позволено никому. Не забывайтесь!

— Я не грожу! Куда мне? Но предупредить обязан. Этой грамотности многих обучили — ошибки юристов, — пошел Кузьма к своему месту.

— Ну что? Есть еще свидетели? — поинтересовался судья у секретаря.

— Да! Самойлов! — заглянула та в список.

Иван пробирался, расталкивая поселковых локтями. Он встал перед залом слегка помятый, но гордый, что и о нем не забыли. Пусть в последнюю очередь, но он скажет свое слово. Чтоб знали все — он, Иван, не из последних в поселке.

Самойлов достал из кармана исписанные листы бумаги. Хотел прочесть все, что подготовил для суда.

Но председательствующий, заметив, что в руках свидетеля написанного не меньше чем на час, поспешил прервать чтение:

— Свидетель Самойлов! Здесь не собрание — суд! Ответьте на вопросы… Иван сразу сник! Из гордого мужика превратился в мальчишку, запутавшегося на втором вопросе:

— Как вы оказались в столовой в рабочее время? Вас кто-либо послал или вы самовольно оставили прииск? — задал вопрос народный заседатель. Самойлов растерялся. Он не знал, что ответить. А второй заседатель уже свой вопрос задал:

— Свидетель Самойлов, в каких отношениях вы находитесь с потерпевшей? Иван открыл рот, но слова застряли в горле. Мужики, стоявшие вдоль стен, недвусмысленно усмехались.

— Да что там, Ванька, колись! Давно уж не секрет!

— Обучает, — хихикнул кто-то ехидно.

— Половым работам, — уточнили громче.

— Клевета это все! — нашелся Иван и, собравшись с духом, выпалил: — Ничего меня не связывает с потерпевшей. Я даже имени ее не знал!

— Как это не знал?! Ах ты, брехло! — вскочила с места Ленка. Лицо подсобницы побледнело: — Паскуда! Ну, приди еще раз! Всю морду исцарапаю!

— пригрозила на весь клуб. И, вспыхнув маковым цветом, заспешила к выходу, роняя слезы.

— Потерпевшая! Прошу, остановитесь! Вернитесь немедленно! — потребовал судья.

Подсобница остановилась.

— Сюда пройдите, — попросил заседатель Ленку и спросил — Этот свидетель вас убедил спровоцировать драку?

Подсобница молча кивнула головой, исподлобья глянув на Ивана.

— Да врет она все! Ни о чем не просил.

— И чеснок, и лук, и мясо он сказал мне всунуть Катерине! Не верите?! Вон, девчонки знают. Скажут, — указала суду на подружек.

— Он говорил вам, зачем это нужно?

— Конечно! Он с Кузьмой в контрах! Говорил, что эта семейка ему поперек горла стоит. Не считается с ним, унижает, высмеивает. А тут еще Кузьма ему вломил. По яйцам, — прикрыла рот девка, испугавшись собственной откровенности.

В зале уже не смех, хохот стоял, вперемежку с матом:

— Выходит, не только эта дура, а все мы влипли? На поводу у долбодуя шли!