— Значит, этот прохвост все накрутил?

— Да ладно вам! Суд разберется! А вот Ленку жаль. Провел ее, гад, как последнюю дуру! Нельзя такое даром спустить, — гудел кто-то из мужиков.

— Ништяк, выпутается! Хорошо, что не совсем в дерьме увязла… Коротко посовещавшись с заседателями, судья объявил, что в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, дело по обвинению Катерины возвращается на дополнительное расследование.

Собравшиеся в клубе, впервые за последние недели, вздохнули с облегчением. И выходили — одни смеясь, перебрасываясь шутками, другие — матеря Самойлова с его бабьей кодлой, за пакости, устроенные поварихе, за то, что всему поселку загадили мозги.

Ленка с подружками, забыв извиниться перед Катериной, быстрее всех помчалась к общежитию.

Самойлов все еще пытался оправдаться перед судьей, убеждал его, что с подсобницей едва знаком.

Катерина, встав со скамьи, поискала глазами Кузьму. И, не найдя, заспешила к выходу. Люди понятливо пропустили ее, уступили дорогу на волю.

— Эх, бабы! Зачем с вами счеты сводить, с бедолагами? Ведь вы — начало наше. Слабое, зато самое дорогое, как счастье, если оно есть, — вздохнул лесник Силантий.

Огрызок ожидал, когда из клуба выйдет Самойлов, и нетерпеливо оглядывался на каждого выходившего.

Катерина была уверена, что только ее может ждать Кузьма, забыв о людях, сгребла мужика в охапку, зацеловала, залила слезами. И ухватив на руки, понесла домой хозяина, не испросив на то ни его согласия, ни разрешения. Она несла Огрызка, не обращая внимания на смех и реплики поселковых.

— Эй, Катька! Не урони мужика! Не то подберут и не сыщешь! На него уже облава идет, бабья!

— Катерина! Не потеряй сокровище!

— Гляньте! Бабы! Кузьму тащут! Насиловать! А ну, налетай, спасай мужика!

Катерина уже к избе повернула, когда увидела черный воронок, вынырнувший из-за угла клуба. Он выскочил на дорогу и помчался в Магадан. Пекариха вмиг все поняла. Ослабли руки, выпустили Огрызка. Баба смотрела вслед воронку, бледнея. Внезапно она развернулась, заспешила к клубу. Ей так хотелось увидеть заседателей. Тех двоих людей, казавшихся такими же, как поселковые.

Но судейская машина, обогнав воронок, уже была далеко от поселка…

— Спаси вас Бог, добрые люди, — крестясь, шептала женщина. Кузьма решил не спешить и пожить у Катерины до окончания дела, до ее отъезда на материк.

«Еще раз влипнет дура в какую-нибудь историю, больше не выпутается», — подумал Огрызок, входя в избу следом за Катериной.

Он молча затопил печь, принес воды. Смотрел, как основательно управляется Катерина у печки.

— Я даже рада, что пекарихой меня сделали. День работаю, другой отдыхаю. Хоть успеваю дух перевести. Получка, как и в столовке. Ничего не прогадала и не потеряла. Только спокойнее стало мне. Никого вокруг. Одна, сама управляюсь.

— Трудно там одной? — перебил Кузьма.

— Замес делать тяжко. Вручную крутить приходится муку в чанах. По началу даже кишки болели. И руки сдавали. Но теперь уж привыкла. Справляюсь быстрей,

чем поначалу. Хлеб ко времени сдаю. И никто не обижается на вкус.

— Мне тоже твой хлеб понравился, — похвалил Огрызок.

— А знаешь, Кузьма, я все думала, что стану делать, когда в деревню вернусь? Ведь у нас в Березняках столовки нету. Все сами себе готовят. Так испокон веку водилось. Вот и сумленье брало, как без дела останусь, без работы? Ить оно одним хозяйством не прожить. Надо обувку, одежу купить. А на что? В колхозе заработки малые. На них надежи нет. По пять копеек на трудодень дают. А пенсия придет — не наплачешься. Всего восемь рублей на месяц. Тех денег на хлеб не хватит. А уж про сахар, масло — с головы выкинь. На базар в старости всякий день не наездишься. Об ней зараз надо думать, чтоб потом палец не сосать. Вот нынче все само собой решилось. Пекарихой стану. Оно и в деревне нынче дело нужное. Как ты, присоветуешь? — глянула баба на Огрызка испытующе, не без сомнения и страха: «А что как отвык, передумал, не поедет с нею?» — колотилось внутри, заледенело.

— Клёво придумала! В тепле всегда. Жопу, как другие, морозить не станешь. И главное, всегда с хлебом. Есть он — уже дышишь. Не пропадешь. «Чего-то он только про меня говорит, ровно сам уезжать не собирается? Нешто и впрямь остыло все ко мне?» — испугалась баба и, протянув письма родни, предложила: — Почитай! Там и тебе пишут.

— Потом. Не торопи, — отмахнулся Огрызок, не взял письма.

— Ты чего это? — обиделась Катерина.

— Не гони взашей. Тогда и спрашивать не надо было б. Не все так быстро проходит, не все забывается. Было вчерашнее… Оно не отошло. Его с души не смоешь, не выкинешь. И я над собой не волен, — признался Кузьма. Катерина головой поникла.

— Если сумею пересилить себя — все наладится. Ну, а нет — сама поедешь. Одна. Провожу тебя на материк. Но… Ты в одну сторону, а я в другую. Разъедемся.

— Зачем же так, Кузьма? — ахнула баба.

— Мужик я, Катерина! Уж какой ни на есть, а мужик! И не дам никому лажать себя! Не битые судьбой, может, легче такое прощают. А у битых память имеется. Оттого со мной труднее. Я ведь тех слов твоих до гроба не забуду. И не знаю, сумею ли простить их и как раньше — поверить тебе!

— А как же теперь будем? — Испугалась баба, понимая, что Огрызок в любую минуту может уйти от нее.

Кузьма понял ее опасенья и ответил:

— Я не уйду, пока ты не станешь вольной. Не оставлю. Но в тот день, когда из ссыльной признают свободной, не взыщи. Мне за тебя не век дергаться. А теперь вместе, чтоб поселковые не смеялись, не цеплялись к тебе. Для них мы — поладили меж собой. Но для себя — помни… Катерина хотела что-то ответить, но в эту минуту, щелкнув, включилось радио. И взволнованный срывающийся голос диктора прииска объявил:

— Внимание! Всем жителям поселка! Сегодня ночью из номерной зоны, находящейся в семи километрах от Сеймчана, сбежала группа опасных преступников! Вооруженные уголовники были судимы за убийства и грабежи! Просьба ко всем жителям! До поимки преступников никому не отлучаться из Сеймчана! Не ходить на реку, марь, в лес! Не отпускайте из дома детей без присмотра старших! Отлучась, проверьте, закрыт ли дом! Не впускайте в жилье незнакомых. Не укрывайте, не кормите, не помогайте преступникам скрыться! В случае появления незнакомых людей возле ваших жилищ — немедленно сообщите в милицию! Пока преступников разыскивают, в поселке будут проводить проверку документов работники органов внутренних дел. Просим всех жителей соблюдать осторожность. Будьте бдительны!

У Катерины из рук со звоном вывалилась миска.

— Чего трепыхаешься? Я тоже сколько раз линял! И про меня трепали б не лучшее! Смылись не потому, что урки. Оттого, что в зоне хуже, чем в аду. Ни жить, ни сдохнуть не дают. Сама знаешь, чего полохаешься? Нам не сбежавших, вольных сторониться впору. Иль забыла? Не трясись! Мы никому из кентов не нужны. Дыши спокойно! — усмехнулся Огрызок и выключил радио, повторявшее объявление в третий раз.