litbaza книги онлайнДетективыТеатр тьмы - Татьяна Ван

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 65 66 67 68 69 70 71 72 73 ... 103
Перейти на страницу:

Раз в день Эндрю уводили на своих двоих в неизвестном направлении, а привозили на инвалидном кресле через пару часов. Где он был, мой отец не знал. Только догадывался, что Эндрю делали шоковую терапию, обкалывали сильными психотропными препаратами и антидепрессантами, делая из него куклу. А из-за постоянного приема антипсихотиков у него начались проблемы с речью, с передвижением. Все стало заторможенным, сонливым. После таких лекарств мозг сильно уменьшается в объеме, поэтому… Эндрю стал овощем.

Однажды, задержавшись на работе до позднего вечера, отец услышал тихие стоны. Сообразив, откуда они доносятся, он зашел в одиночную палату к Эндрю. В это время актер сидел на кровати и, не моргая, глядел в окно и плакал. Отец присел на стул рядом с кроватью и пристально стал рассматривать Эндрю – лицо, глаза, волосы, цвет кожи, который освещал свет уличного фонаря.

Эндрю стал делать то же самое. С любопытством, тревогой и надеждой он изучал отца. Эндрю во всем видел фальшь, поэтому боялся вновь ошибиться в человеке.

– Я верю тебе, – сказал папа. – Верю.

И актер открылся ему: вновь рассказал свою историю. Ту историю, за которую его каждый день мучили, уничтожая здоровье. Эндрю рассказал про убитую девушку Марину, про Россию и ее величие. Он говорил о политике и Горбачеве, который принимал труппу театра в Кремле. Отец покорно слушал это и кивал. Рассказ казался абсурдным, но только на первый взгляд. Отец пытался абстрагироваться от здравого смысла, закопать логику. Он пытался поверить всему, что рассказывал больной. И, наблюдая за ним, он все больше и больше сомневался в поставленном диагнозе. Да, Эндрю уже был похож на сумасшедшего, на человека с шизофренией – его посещали бредовые идеи, рассказы о демонах и духах списывались на галлюцинации. Но в остальном… он понимал и осознавал, что с ним происходит. Он не потерял свою личность. И это было видно сразу. То, от чего страдал Эндрю, никак не относилось к шизофрении. Ему просто-напросто испортили здоровье, сделали овощем. И точка. Именно это понял мой отец, выслушав рассказ актера от и до.

– Человека, которого уничтожили препараты и шоковая терапия, видно издалека, – говорил отец. – Потому что, когда такой человек говорит, его мимика отличается от мимики тех, кто болен сам по себе, по естественным причинам, по воле природы. Эндрю испортили. Он – подопытный кролик в руках алчных и страшных людей.

Кевин замолчал. Рассказ давался ему с трудом. Даже испарина покрыла лоб – до того парню было не по себе рассказывать историю человека, над которым так издевались. Я сама сидела перед ним, онемев от ужаса. Даже вопросы задавать не хотелось, не то чтобы комментировать несостыковки в рассказе санитара. Я еще многого не понимала, но приказала себе молчать. Все тот же внутренний голос подсказывал – совсем скоро Кевин соберется с мыслями и наконец перейдет к жизни Эндрю, которую он вел до больничной тюрьмы.

– После того вечера отец стал задерживаться на работе каждый день. Когда в стенах больницы оставались только дежурные медсестры и санитары, а за территорию выходил главврач и, садясь в новый дорогой автомобиль, уезжал к семье, отец шел в палату к Эндрю и по два часа выслушивал рассказы о любви. Да, Сара, не удивляйся. Эндрю часто говорил о любви. Любви к театру и Марине. Вскоре отец понял, что актеру осталось не так много времени – речь пациента становилась бессвязной, были подозрения, что у Эндрю пострадал гиппокамп – часть лимбической системы мозга, отвечающий за память. Тогда отец принес ему тетрадь и сказал записать свою историю. Все, что тот ему рассказал, и все, что не успел.

– Тетрадь я буду приносить вечером и забирать утром, чтобы никто ее не нашел, – сказал отец Эндрю. – Обещай быть осторожным.

– Я до сих пор не знаю, зачем отец попросил актера законспектировать свою жизнь, но тот взялся за дело с завидным оптимизмом. Первые недели слова лились из него рекой – я лично читал рукописи. Почерк был кривым, буквы скакали по строчкам, предложения обрывались. Актер торопился.

– У вас осталась эта тетрадь? – с надеждой спросила я.

– Нет, – Кевин посмотрел на меня с отчаянием. – Она пропала. После смерти Эндрю. Хотя все это время лежала в ящике моего письменного стола. Дома. Понимаешь, Сара, к чему я? Она была в квартире, куда зайти могу только я.

Руки Кевина затряслись, и он убрал их со стола.

– Отец отдал ее тебе?

– Да, кажется, за неделю до своей смерти. Это было на моем последнем курсе университета, примерно семь лет назад. Он попросил беречь тетрадь и ни при каких обстоятельствах не таскать ее в психиатрическую больницу. Ах да, забыл сказать – перед смертью отец взял с меня слово, что я продолжу его дело. Но не по спасению души Эндрю – его уже было не спасти. Я должен был всего лишь присматривать за ним, ухаживать.

– Ты ведь читал записи? – не унималась я. – Не сможешь пересказать их?

– Читал, – коротко ответил Кевин. – Читал, пытаясь поверить в тот бред, который был в ней написан корявым почерком Эндрю.

– И?

– И не до конца уверен, что эта рукопись – чистая правда. В тетради Эндрю писал, что легендарным театром «GRIM» руководит Зло, которое раньше было человеком – грабителем почтового поезда 1963 года. Актер называл его духом, пришедшим к нам из самых глубин ада, – Кевин говорил медленно, явно вспоминая формулировки актера. – Еще писал про проклятия, дьявольский огонь, который царит в театре, и про юношей-приспешников. Как я понял, юноши-приспешники – это актеры. Эндрю и сам называл себя приспешником. Кое-где даже писал, что это он убил Марину. Дословно не вспомню, но в тетради говорилось: «Я лично познакомил ее с Ним. Я и только я виноват в смерти Марины». Но на работе я ни разу не говорил с Эндрю о прошлом. Я не позволял себе упоминать театр, спектакли и все, что было связано с актерским искусством. Наверное, боялся. Боялся того, во что не верил…

«Но люди боятся только того, во что верят», – тут же подумала я и с еще бóльшим любопытством посмотрела на Кевина.

– А ты так и не сказал Эндрю, что ты сын того самого доктора? Доктора, который верил ему.

– Не сказал – он сам узнал, – губ Кевина коснулась легкая улыбка, какая возникает только у людей, внезапно оказавшихся в плену ностальгии. – На одном из осмотров он долго смотрел на меня, пока я записывал его состояние в больничную карту. Смотрел, смотрел, смотрел, а потом раз и говорит: «Вы как две капли воды». Мне не нужно было спрашивать: «С кем как две капли воды?» Ответ я знал, кажется, с самого рождения. Нам с отцом все говорили, что мы сильно похожи.

Кевин замолчал. Улыбка исчезла с его лица, заменяя собой грусть. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять – санитар боготворил отца. Наверное, поэтому он начал рассказ об Эндрю с человека, который дал актеру утраченный голос.

– Еще я думал, что Эндрю забыл о той тетради. Но он помнил. Несмотря на пройденные годы, проблемы с гиппокампом, сотни уколов, он помнил о том, что когда-то складывал из слов предложения, чтобы не потерять истинное лицо. Эндрю помнил и ждал подходящего момента, чтобы спросить меня о ней. Это произошло в день твоего визита, Сара. Как только мы вышли за дверь комнаты для свиданий, Эндрю спросил, у меня ли тетрадь с его «мемуарами». Мемуары – слишком сильное слово для этой писанины, но я ответил утвердительно. В тот момент исписанные бумаги все еще хранились дома.

1 ... 65 66 67 68 69 70 71 72 73 ... 103
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?