– Отдохни. Новость об Эндрю сильно ошарашила тебя. Потом рассказ этого санитара Кевина. Вообще не понимаю, с чего он начал рассказывать о своем отце! Что за наглость! Ты не психолог, чтобы выслушивать чужие проблемы.

– Ему тоже было тяжело, – в оправдание поступку Кевина ответила я.

– Нам всем тяжело, но это не значит, что нужно распахивать душу перед первым встречным. Что за мода. Вот бы вернуться на пару десятилетий назад. Тогда англичане были настоящими англичанами – и во время пыток не скажут, о чем они думают.

На слова Джейн я ничего не ответила. Наш разговор зашел в тупик. Я не чувствовала в себе сил поддерживать философские размышления подруги, поэтому попросила у нее прощение за отчужденность, попрощалась и сбросила вызов. После этого я пошла в комнату, легла на не разложенный диван, закрыла глаза и увидела умершего Эндрю Фаррела. Его губы беззвучно шевелились. Он говорил: «Только не дай ему влюбиться в тебя, иначе он закончит так же, как и я, если попытается спасти».

– Не переживайте, Эндрю. Ему на меня все равно, – пробормотала я, засыпая. – Том в безопасности.

Следующим утром я проснулась около десяти утра, но даже после душа и сытного завтрака, который состоял из овсяной каши и тостов, не получила достаточно энергии для работы. Только ближе к обеду появились силы. И то лишь потому, что знакомый журналист Джейн прислал заготовки для новости. Сев за работу, я перестала прокручивать в голове события, которые произошли со мной за последний месяц. Пока я писала, не думала об убийствах, Эмили Томпсон, странных театрах и их актерах.

«Сара, отличная работа! Спасибо, что выручаешь на этом сложном поприще!» – написал Ирвин в Фейсбуке.

На это я отправила ему смайлик, а вдогонку добавила:

«Обращайся».

Писать новости и расшифровывать интервью для другого человека – совсем не то, о чем я мечтала. Хотя примерно через три дня безвылазной работы перед ноутбуком я подумала, что таким способом смогу накопить на магистратуру и устроиться в «Таймс» как обычный журналист, без конкурсов и отборов.

И тут я вспомнила любимое изречение отца: «Журналисты – стервятники. Они всегда летят на запах смерти». И я летела. Стремительно и не боясь умереть самой. Собственная смерть казалась таким же безумием, как существование потустороннего мира. Думая об этом, я даже не догадывалась, как сильно ошибаюсь.

Наш мир не изучен до конца. И утверждать, что сверхъестественного не существует – большая глупость.

До премьеры нового спектакля в театре оставалось две недели, когда мне на почту пришло сообщение от начальника отдела стажеров редакции «Таймс» Элизабет Боуэн.

Здравствуй, Сара!

Как продвигаются дела? Сегодня я узнала, что кто-то из наших конкурентов тоже работает над статьей про театр «GRIM». И самое неприятное в этой ситуации то, что с такими же намерениями, как и мы. Они хотят взять первое в истории интервью у художественного руководителя, выяснить, на какие средства появилось это заведение и кто его сегодня содержит.

Надеюсь на твой быстрый ответ. Меня сильно обеспокоили эти новости. Я верю, что мы станем первыми, кто прольет свет на эту полувековую историю.

С уважением, редактор «Таймс» Элизабет Боуэн.

Я прочитала письмо не меньше пяти раз, будто от количества прочтений могла узнать, кто еще, кроме меня, пытался открыть шкаф со скелетами, который стоял в театре «GRIM».

«Вы тоже из прессы?» – вдруг прозвучал в голове сиплый голос умершего актера Эндрю Фаррела.

Тоже.

Вы тоже из прессы?

Он задал его, когда я представилась. Еще говорил про то, что «та другая» лучше, чем я.

Я сидела перед экраном ноутбука, сдвинув брови к переносице. Часы показывали около четырех дня, но из-за густого тумана, окутывающего улицу, казалось, что уже поздний вечер. Схватив телефон, я сразу же набрала номер санитара Эндрю. Кевин ответил только с шестого гудка.

– Алло, – его голос звучал так, будто молодой человек сидел в бункере.

– Привет, Кевин, это Сара Гринвуд, журналист, – я попыталась придать голосу непринужденности, но, кажется, получилось совершенно обратное. Мои слова напоминали холодный металл.

– Да, привет, Сара. Прости, не могу долго разговаривать – сейчас на осмотре пациентов.

«Бункер», в котором находился Кевин, приобрел очертания и даже запах. Я вспомнила белые стены и аромат хлорки.

– У меня только один вопрос. Кто-то еще из журналистов приходил в последнее время к Эндрю? С кем он разговаривал, кроме меня?

– Кроме тебя, никого не было, – сразу ответил Кевин.

– Но Эндрю сказал, что…

– Сара, он был невменяемым, – слишком тихо сказал санитар. – Иногда он бредил, говорил неправду. И особенно – в последние годы жизни.

Кевин замолчал. В этот момент я отбивала по столу азбуку Морзе кончиком карандаша. От нетерпения снова стали сдавать нервы.

– Ты уверен в этом? Никто не мог прийти не в твою смену?

– Я каждый день проверял его посетителей. Единственный человек, который к нему приходил, носил имя Орсон Блек. Но я не знаю, кто он.

– Орсон Блек? – воскликнула я.

– Да.

– Как часто он к нему приходил?

– За мою работу один раз, – ответил Кевин и вздохнул. – Прости, Сара, мне нужно идти. Но, если появятся еще вопросы, пиши. После обхода прочитаю и отвечу.

– Хорошо, пока. И спасибо тебе.

– Обращайся.

Завершив вызов, я отложила телефон и снова перечитала письмо Элизабет Боуэн.

Здравствуйте, Элизабет!

Хочу сообщить хорошие новости — совсем скоро, надеюсь, я сдам материал. Через две недели у театра «GRIM» премьера нового спектакля, и меня пригласили на него как прессу. Я приеду за час до начала и поговорю с художественным руководителем. Вопросы собираюсь задать самые провокационные, поэтому не переживайте — никто другой не напишет статью раньше и ЛУЧШЕ меня. Мне осталось сделать всего пару штрихов в этой истории. Не думаю, что другой журналист проделал ту же работу, что и я.

С уважением, Сара Гринвуд.

Ответ от Элизабет пришел через пять минут. Она и правда ждала моего сообщения.

Вы меня сильно обрадовали, Сара. Я в Вас не ошиблась. Жду статью.

P.S. У вас есть подозрения, кто еще пишет про «GRIM»? Просто Вы очень уверенно говорите о конкуренте.

К сожалению, нет. Просто я не сомневаюсь в себе. Вот и все.

Только я хотела закрыть почту, как раздался телефонный звонок. Я посмотрела на экран – на нем высветился незнакомый номер.