Джули отвозит меня обратно в «Бейлор». Результаты пришли по факсу. Инфекция не затронула сердце. Операцию не отменят.

Съезжаются родственники. Брат, взяв черный фломастер, пишет на моей ноге ниже колена: «Если найдете, просьба вернуть», мой телефонный номер и другие контактные данные.

Сестра пишет: «Эта нога недостаточно сексуальна для меня».

При помощи юмора мы, как и раньше, пытаемся преодолеть тяжелую ситуацию. Но, по правде говоря, не существует способа подготовить меня к предстоящему. Пусть я сидел в инвалидной коляске — все равно у меня оставалось все мое тело. Все мои конечности сохранились. И была — пусть даже крохотная — возможность снова встать на ноги. А после ампутации…

Ближе к концу операции выходит одна из медсестер, чтобы поделиться новостями с моей семьей. Операция прошла хорошо — если так можно сказать, когда человеку отрезали половину ноги. Медсестра — немолодая женщина. Кажется, она разделяет семейное чувство юмора Морганов.

— Знаете, я с вами кое-чем поделюсь.

И прямо там, в больнице, она начинает напевать:

— Эта нога недостаточно сексуальна для меня! Недостаточно сексуальна…

— А, вы видели! — смеется Джули. — Да, это забавно.

— Когда мы прочли ваши надписи, вся бригада смеялась до колик. Мы хохотали прямо перед операцией. Но Джейсону этого не говорите, ладно? Ему лучше не знать!

Очнувшись после анестезии, я сначала не замечаю особых изменений: на расстоянии шести дюймов ниже правого колена сплошные бинты, за которыми ничего не видно. Но приходит время сменить повязки, и тогда я впервые вижу культю, которая когда-то была моей правой ногой.

Я отворачиваюсь, потому что не могу на это смотреть. Мама выходит из палаты в слезах. Мелисса долго сидит, обнимая меня, и мы оба плачем. После перевязки я прикрываю обрубок одеялом, чтобы не видеть его.

Меня выписывают из больницы четвертого июля, на праздник. Я решаю отдохнуть у родителей на озере Тексома вместе с мальчиками. Мы берем лодку родителей, чтобы провести время на одном из островов. Но когда мы причаливаем, меня нужно как-то вытащить из лодки, а пристани там нет. Сложная ситуация, особенно учитывая то, что моя правая нога вся в бинтах и ее лучше не касаться.

На острове несколько человек готовятся к собственному пикнику. Мужчины предлагают мне помощь. И вот меня в моей коляске переносят над мелководьем и осторожно ставят на песок. Мы никогда раньше не встречали этих людей. Доброта незнакомцев.

Мы подготовили большой салют, и я тоже при деле. Несмотря ни на что — а может, именно из-за того, что со мной случилось, — я должен быть там и поджигать фитили, сидя в своей коляске. Проблема в том, что коляска не может передвигаться по песку. По траве ездить тяжело, но по песку — просто невозможно. Я могу лишь надеяться на свою удачу, когда все вокруг бегают, а ракеты трещат прямо у меня над ухом.

— Джейсон, не стой рядом, когда они взрываются! — без умолку кричат люди.

— Что я могу поделать? — ору я в ответ. — Колеса застряли в песке! И при всем желании я не смог бы стоять!

Веселье заканчивается, и в воскресенье я еду домой. В Мак-Кинни я первым делом отправляюсь в Walmart и останавливаюсь в отделе для животных. Нэпал помог мне пройти через все это, и я считаю, что он заслужил награду.

— Хороший мальчик, — говорю я. — Выбери себе игрушку. Возьми игрушку.

Нэпал прохаживается туда-сюда вдоль стеллажа, разглядывая игрушки-пищалки. Наконец он, осторожно поставив передние лапы на полку, вытаскивает резинового утенка. Мы направляемся к кассе, Нэпал хватает мой кошелек, платит, и мы едем к машине. Но по пути на стоянку я замечаю, что мой пес прихрамывает. Из больницы меня выписали в четверг. Сегодня воскресенье. Я рассчитываю, что завтра утром мы потренируемся, а потом я отвезу Нэпала к ветеринару. Я очень надеюсь, что он не заболел. Нельзя не заметить, что он хромает на правую заднюю лапу — а мне ампутировали часть правой ноги.

Вечером я лежу в кровати и в моей голове теснятся мрачные мысли. Хватит лукавить. Наедине с собой, в своей спальне, я все осознаю. Мысли вертятся только вокруг моей потери. Часть меня отрезана, у меня ее больше нет. И эта потеря приносит мне боль. Огромную боль. Шторы опущены, на душе темно. Давно со мной такого не было. Пожалуй, с тех пор, когда я сидел в самолете и думал, что хорошо бы ему упасть.

Из этого состояния меня вытаскивает Нэпал. Он столько раз входил в мою комнату, что я уже и счет потерял. Убедившись, что я не готов вставать, пес понуро выходил. Но в один прекрасный момент он отказывается выходить. Вместо этого Нэпал забирается на кровать и делает кое-что, чего никогда не делал раньше. Опираясь на задние лапы, передними он обхватывает меня за шею. Мой большой черный лабрадор дарит мне самое долгое и крепкое объятие, о котором только может мечтать человек.

Я тоже обнимаю его, цепляясь за него, как за спасение.

Нэпал понял, что нужно сделать нечто из ряда вон выходящее. И сделал это. У моего пса особенная аура. Он так и лучится лаской и добротой. Это сразу видно, стоит ему войти в комнату. Никто никогда не спрашивал меня, не укусит ли он. Чувствуется, что этот пес создан для ласки и не обидит даже мухи.

И сегодня своим объятием он вытянул меня из тьмы к свету.

После прекрасного, волшебного объятия Нэпала у меня откуда-то берутся силы на то, чтобы встать и встретить утро. Прошло четыре дня после моей выписки, и мы снова приступаем к тренировкам в зале. Конечно, ампутация означает, что нас ждет куча новых проблем.

Обычно я ездил в гоночной коляске, подогнув ноги, как бы сидя на коленях. Теперь Мелисса должна придумать, как мне ездить, подогнув одну ногу, если другая — культя — будет торчать впереди. Нам приходится привязать культю, чтобы она не билась о край коляски. Кроме того, теперь я хуже держу равновесие, ведь одна половина тела оказывается выше, чем другая. Но при помощи Мелиссы у меня с горем пополам что-то получается. Мы начинаем с отрезка пути в три мили, и я неплохо справляюсь. Если возобновить занятия сейчас, то нет причин отказываться от запланированного участия в Марафоне морской пехоты.

Тренировка заканчивается, и я везу Нэпала к ветеринару. Теперь его хромота еще заметнее. Кажется, мой пес повредил лапу. По мнению ветеринара, собака выглядит крепкой и здоровой, как всегда, но он все равно берет немного крови на анализ. Результат меня просто оглушает. Оказывается, на правой лапе у Нэпала раковая опухоль. Лапу придется ампутировать.

Слава богу, не всю лапу целиком. Опухоль удалось распознать на очень ранней стадии, и ветеринар считает, что вряд ли она перекинется дальше. Вырезать придется лишь крошечный пораженный участок. Но мой пес потеряет частичку своего тела, отражая, как в зеркале, мою потерю. Это происходит с нами почти одновременно.

Меня убивает мысль о том, что у Нэпала рак, что я могу его потерять. Ветеринар утешает меня, говоря, что опухоль обнаружена как раз вовремя и волноваться не о чем. Операцию делают почти сразу. Необходимость отрезать Нэпалу часть лапы причиняет мне почти такую же боль, как моя собственная операция. У меня уже давно такое ощущение, будто мы с моим псом живем одну жизнь на двоих. Вот и доказательство.