Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапная идея была похожа на вспышку света. Дженни даже стало не по себе. Не может быть, чтобы все настолько удачно складывалось.
- Новая технология? Например, передача звука на расстоянии?
Раум присвистнул.
- Это даже слишком круто. Тот, кто приберет к рукам подобный патент, будет владеть половиной мира. Жаль, что передача звука на расстоянии невозможна.
- Я бы не была так категорична.
***
А утро было волшебным. Ленивым и сладким, в россыпи солнечных зайчиков среди завитков медных волос, разметавшихся по подушке.
Демон высвободился - осторожно, чтобы не потревожить спящую жену - и пошел в ванную.
Жена… он попробовал это слово на вкус. Оно было каким-то непривычным, не вязалось с его рыжим сокровищем и всем, что было между ними. Жена - это головная боль и проблемы. А Дженни… Дженни - это радость.
Мысли тоже были непривычными. Приятными, но слишком лиричными что ли.
- Превращаешься в такого же занудного романтика, как кузен Мэл? - спросил Раум у своего отражения.
Отражение довольно ухмыльнулось в ответ.
Он умылся, почистил зубы и, пощупав вчерашний бинт, срезал повязку.
От ран остались только шрамы. Ярко-розовые, покрытые тонкой кожицей они невыносимо зудели. Хорошо. Он думал, что будет дольше, с нынешней-то фиговой регенерацией. Должно быть, кое-кто вчера, валяясь с ним в обнимку, отдал слишком много энергии.
Раум нахмурился. Надо устроить рыжей выволочку. Как бы она своей щедростью не навредила себе. Или ребенку.
Ребенок…
- Я буду отцом, - произнес Раум медленно, словно примеряя к себе эту фразу. Она пахла ответственностью. Переменами и неизведанными трудностями. Не слишком-то приятное сочетание.
Демон напрягся, пытаясь вспомнить все, что знал о младенцах. Они беспомощные, постоянно орут, писают в пеленки и требуют кучу времени.
Как-то не вдохновляет.
Тогда он решил пойти другим путем и представить Дженни беременной. Обнаженной и с пузиком, месяце этак на шестом.
М-м-м… эта картинка неожиданно показалась пикантной. И до того возбуждающей, что член радостно скакнул на двенадцать часов.
Да уж. Делать детей точно гораздо приятнее, чем потом их воспитывать.
Он представил Дженни кормящую грудью и эта картина тоже показалась волнующей и милой. А потом мысленно промотал несколько лет и увидел на месте младенца взъерошенного пацаненка. Мелкого и верткого, с рожками, торчащими из белых волос.
- Папа? - как наяву услышал демон высокий мальчишеский голос. - Я тоже хочу водить машину!
Да, именно так тогда Раум и сказал Леонарду. Тот пожал плечами и велел секьюрити дать сыну пару уроков. Раум хорошо помнил чувство обиды от того, что у отца снова не нашлось на него времени.
Хрена-с-два! Он будет учить своего сына сам. И играть в гольф, и водить машину, и управлять яхтой, и не терять головы за карточным столом. Всему, что необходимо приличному демону из древнего рода.
И не быть мудаком тоже научит. Как показывает практика, мудаки заканчивают, как дядя Андрос - в одиночестве, нахрен никому не нужные.
- Я буду отцом, - повторил Раум, и сейчас эта фраза ему даже понравилась. Кроме ответственности она обещала множество увлекательных открытий.
Он подмигнул отражению в зеркале и отправился будить свое рыжее чудо.
Сон был сладким-сладким. В нем Дженни нежилась в объятиях своего мужчины. Раум целовал ее - осторожно, едва касаясь губами кожи, и шептал какие-то ласковые глупости.
- Вставай, Дженни-засоня. Нас ждет первое брачное утро и завтрак.
- Ну, пожалуйста, - сонно пробормотала Дженни, удобнее устраивая голову у него на плече. - Еще пять минуточек… не хочу, чтобы ты исчезал…
- Да я и не собирался. Ты мне супружеский долг задолжала. С процентами.
Он пощекотал ее между ребрами. Дженни взвизгнула, дернулась. И проснулась.
Но ничуть об этом не пожалела. Реальность оказалась даже лучше грез, потому что в отличие от прошлых пробуждений в одиночестве на узкой девичьей кровати, Раум лежал рядом и обнимал ее - совсем как во сне. Дженни изумленно протерла глаза, вспоминая все события вчерашнего безумного дня.
И слова о первом брачном утре обрели совсем другой смысл.
- Доброе утро, рыжая, - улыбнулся демон. Той самой мальчишеской озорной улыбкой, которая так нравилась Дженни. Она замерла, влюбленно глядя на него. Чувства переполняли ее, рвались наружу. Восхищение, любовь, счастье - настолько всеобъемлющее, что хотелось плакать.
- Эй-эй! Детка, полегче, - он сначала блаженно сощурился, а потом нахмурился. - Меня уже не нужно закармливать, я сыт.
- Но я не специально… Я просто люблю тебя, - возразила Дженни, прижимаясь к нему теснее и обвивая руками за шею.
Это сильнее ее. Чувства просто рвутся наружу. Вместе с желанием сделать его счастливым и просто быть с ним. Всегда.
- Само получается. Когда ты ведешь себя не как полный гад.
- Хороший способ заставить меня быть паинькой… - хмыкнул Раум, проводя пальцем вдоль ее щеки. - Хочешь сказать, что тебе это не вредит? Не чувствуешь усталости, эмоционального истощения? Нет ощущения, что все вокруг становится серым, ничто не радует и не огорчает?
Дженни прислушалась к себе.
- Нет. У меня такое было только один раз.
Он напрягся.
- Когда мы расстались, - торопливо уточнила девушка. - Мне тогда было очень плохо.
Демон ткнулся лбом в ее плечо.
- Прости… мне тоже было хреново.
- Да уж, догадываюсь… - проворчала она. - Ты что-то говорил про брачное утро?
- О да! - глаза Раума хищно сверкнули. Он перекатился, подминая Дженни, и ухмыльнулся, глядя на нее сверху. - Итак, супружеский долг, Дженнифер ди Форкалонен. С процентами.
И были поцелуи. Долгие и нежные, пьянящие и страстные. Руки, скользящие по обнаженной коже, тесно сплетенные объятия, лихорадочное дыхание, обжигающее кожу, прикосновения - желанные и бесстыдные, обещающие большее. И предвкушение тем более сладостное, что больше нет нужды сдерживать себя. Нет нужды бороться с желанным мужчиной, отстаивая свое право не быть с ним.
Можно просто раскрыться, отдаться полностью. Впустить его в свое тело и свою душу…
Демон вошел в нее медленно, заставляя остро прочувствовать каждый момент слияния, и это было так хорошо. Так полно, ярко, правильно. Отдаваться, принадлежать, быть с ним единым целым. После первых же осторожных движений Дженни всхлипнула и выгнулась, чувствуя, как низ живота скручивает сладкой судорогой. Раум тоже замер, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы.