Имя графа было тогда овеяно столь великой славой, что, казалось, он уже превзошел во всем прошлых вождей. И когда наши рыцари, отправившись послами в Триполи, увидели богатства тамошнего властителя, богатейший и многонаселенный город, они убедили графа осадить Арку, крепость сильно укрепленную и неприступную для мощи человека, с той целью, чтобы заставить властителя Триполи на четвертый или пятый день выдать им столько золота и серебра, сколько они пожелают. И так и было сделано, и мы осадили крепость, и во время осады наши храбрые воины претерпели такие беды, какие не испытывали никогда прежде. И что горше всего, мы потеряли так много доблестных рыцарей. Был убит камнем, пущенным из метательного орудия, Понтий из Баласуна (Balazun); его молитвами я начал писать сей труд для всех католиков, особенно для тех, кто проживает по ту сторону Альп, и для вас, уважаемый глава Вивьера.

Теперь я приступаю, вдохновляемый Богом, который и сделал все это, к завершению моих трудов с той же преданностью к Нему, с какой и начал. Я прошу всех верить тому, что все те события, о которых они услышат, чистая правда. И если я напишу о ком-то, будь то из чувства преданности или ненависти, что-либо недостоверное и невероятное, то пусть Бог предаст меня всем мучениям ада, и изгладит имя мое из книги жизни! Ибо хотя я и не знаю о многих вещах, но в одном я уверен точно: поскольку меня поставили в священники для Божьего похода, я должен слушаться Господа и свидетельствовать одну правду, а не плести сеть лжи, стараясь получить денежное вознаграждение от кого-либо. Да поможет мне Господь!

Когда мы несколько ослабили наши усилия в осаде города, наши корабли приплыли к нам из Антиохии и Лаодикеи[74]; прибыли также венецианские и греческие суда с грузом зерна, ячменя, вина и свинины и с другими товарами. Но поскольку замок находился на расстоянии мили от морского побережья, корабли не могли оставаться в порту, и моряки вернулись в Лаодикею и порт Тортос[75]. В этом городе, который был сильно укреплен и окружен внешней и внутренней крепостной стеной, было множество разнообразных товаров. Тортосу оставили жители-сарацины, опасаясь подхода нашего войска. Потому что Бог поселил такой ужас перед нами среди арабов и сарацин этой области, что они поверили, будто мы способны на все и в состоянии уничтожить все, что только возможно. Но это было еще до осады Арки.

Однако эта осада, к которой мы приступили совсем по другим, скорее неблаговидным причинам, нежели ради Бога, и поэтому Бог всячески препятствовал нам в наших начинаниях. И хотя наши люди были готовы к любым битвам и приступам, здесь, напротив, они действовали крайне неумело. Если кто-либо в горячности хотел что-либо совершить, тот сразу же получал ранение или задуманное обращалось в прах. Там со всеми почестями отошел в жизнь вечную Ансельм де Рибемона (Ribemont). Когда он поднялся с ложа утром, то сразу призвал к себе священников и, исповедав все свои грехи, попросил у Бога и у них прощения, сказав, что конец его жизни уже близок. Они были поражены услышанным, поскольку он выглядел здоровым и не было у него никакой раны. И он сказал им:

«Не удивляйтесь, но выслушайте. Этой ночью мне явился господин Энгельранд де Сен-Поль, который был убит при Маарре. Я не спал, но бодрствовал, и я сказал ему: „Что это? Ты же умер, а теперь я вижу тебя живым!“

И он ответил: „Поистине, кто оканчивает свою жизнь на службе Христа, никогда не умирает“.

Когда я вновь спросил его, по какой причине его облик столь красив, когда с ним случилось такое, он ответил: „Тебе не следует удивляться моей красоте, ведь я живу в таком великолепном доме“.

И тут же он показал мне на свой дом в небесах, столь прекрасный, что ничего прекраснее я не видел. Видя, что я был поражен красотой его дома, он сказал мне: „Еще более прекрасное жилище готовится для тебя на завтра“. И с этими словами он исчез».

Надо сказать, что это случилось в тот самый день, в который Ансельм рассказал нескольким людям, что он готовится к битве с сарацинами. Они вышли тайно из крепости и хотели похитить что-либо в лагере или нанести нам иной урон. Когда начался ожесточенный бой между сарацинами и нами и Ансельм храбро сражался, ему в голову попал камень, выпущенный из пращи; и так он покинул этот мир и отошел в место, уготованное ему Господом.

И тут к нам прибыл посол от правителя Вавилона[76], и вместе с ним вернулись наши послы, захваченные им в плен год назад. Он колебался в выборе – заключить договор с нами или турками. Мы были готовы договориться с ним на следующих условиях: если он окажет нам помощь из Иерусалима или он отдаст нам Иерусалим со всеми землями, что принадлежат ему, мы передаем ему все города, которые турки захватили у него, после того как мы возьмем их приступом. Другие города турок, которые не входят в его владения, мы поделим между собой, если он окажет нам помощь в их завоевании. Что касается турок, то нам стали известны их условия, представленные правителю. Если он выступит с ними против нас, то они будут чтить Али из рода Мухаммеда, которому он поклоняется[77]. Турки также примут для расчета его монеты и заплатят ему определенную дань. И они также предложат ему еще много всего, о чем нам доподлинно неизвестно. Ему стало известно, что нас немного и что император Алексей страшно ненавидит нас. Об этом говорили письма императора Алексея, написанные в шатре этого самого правителя после битвы при Аскалоне[78]. По этим и другим причинам эмир держал наших послов в заточении целый год в Вавилоне [Египте]. Теперь же, когда ему стало известно, что мы вторглись в его земли и опустошаем деревни и поля, он сообщил нам, что мы можем идти в Иерусалим без оружия в составе отрядов из двухсот или трехсот человек и что после того, как мы воздадим почести Богу, нам необходимо вернуться. Но мы только посмеялись над его словами и, уповая на милость Божью, сказали ему, что если он не отдаст нам Иерусалим, мы будем преследовать его вплоть до Вавилона [Египта]. Поскольку эмир тогда удерживал Иерусалим. Когда он услышал, что мы разбили турок в Антиохии, он продолжал осаду Иерусалима, зная, что турки, которых мы часто били и обращали в бегство, не будут с ним сражаться. Наконец, щедро одарив защитников Иерусалима, он получил власть над городом и пожертвовал свечи и ладан на Гроб Господень на Голгофе. Но теперь давайте вернемся к рассказу об осаде.

Продолжительные раздоры среди вождей похода

Суд Копья Март – 20 апреля 1099 г

«Деяния франков»

Герцог Готфрид, Боэмунд и граф Фландрский достигли уже города Лаодикея. Боэмунд же оставил их и вернулся в Антиохию. Те же осадили некий город под названием Гибела. Но граф Сен-Жильский Раймунд, услышав, что бесчисленное войско язычников спешит на битву с нами, устроил совет со своими людьми. На совете было решено просить осаждавших Гибелу немедленно выступить на помощь графу. Сеньоры, получив послание, тотчас вступили в переговоры с эмиром и, заключив с ним мир, получили лошадей и золото. Они оставили город и прибыли к нам на помощь. Но турки не явились для битвы с нами. Вышеупомянутые графы стали лагерем за рекой и оттуда начали осаду крепости. Вскоре после этого наши отправились верхом в Триполи и встретили за городом турок, арабов и сарацин. Наши напали на них и обратили в бегство, перебив большую часть городской знати. Избиение язычников было столь кровавым, что вода, которая текла в городские цистерны, стала красной, отчего язычники были в скорби и печали. Они были объяты страхом до такой степени, что никто из них не осмеливался выйти за ворота города. На другой день мы поскакали за пределы долины Сем и нашли быков, овец, ослов и другой скот, а также захватили около 3 тысяч верблюдов.